Юрий Безелянский - Отечество. Дым. Эмиграция. Русские поэты и писатели вне России. Книга первая

– Кто он такой? Генерал? Военный? Царский чиновник?

– Нет, бывший князь Волконский, литератор.

– Литератор? Да? Где же он пишет?

– Где – довольно трудно сказать, а книги вот здесь есть; можете посмотреть.

Далее вошедшие с оружием спрашивают:

– А где его револьвер?

– У него нет револьвера и никогда не было; да и стрелять он не умеет.

– А где спрятаны пулеметы?..

Ну и так далее, в духе красного абсурда первых лет революции.

В 1918 году князь Сергей Волконский приехал в Москву переодетый в солдатскую шинель, с котомкой белья и платья, – все, что у него осталось от былого богатства. Волконский приехал, чтобы найти какое-то применение своим знаниям в условиях новой власти. Его два дня держали в подвале на Лубянке, потом все же выпустили. И он стал работать, как тогда говорили, «на культурном фронте». Читал лекции, вел занятия по театральному мастерству в разнообразных кружках и студиях, расплодившихся на первых порах без счету. Об одной такой студии Волконский пишет в своих воспоминаниях:

«Я был приглашен читать в красноармейском клубе в Кремле, в клуб имени Свердлова. В Николаевском дворце, в бывших покоях великой княгини Елизаветы Федоровны, за чудными зеркальными окнами, из которых вид на Замоскворечье, слонялись по паркетным полам, в шелковых креслах полулежали в папахах и шинелях красноармейские студийцы. Работа была неблагодарная. Слушателей моих гоняли на работу, на дежурства, в караулы, а то и вовсе угоняли на фронт…»

А в один день приходит к Волконскому некто Басалыго и интересуется, что делают красноармейцы:

– Репетиции? Зачем репетиции? Совсем не нужно, это препятствует свободному развитию личности, это тормозит свободное творчество.

– Да как же пьесы ставить без репетиций? – возражал Волконский.

– Пьесы? Для чего пьесы?

– Да что же ставить?

– Да не ставить. А придут, посидят, расскажут друг другу свои переживания в октябрьские дни, пропоют три раза «Интернационал» и разойдутся. И у всех будет легко и тепло на душе.

От такой работы у князя Волконского отнюдь не было на душе легко и тепло, а напротив, сумрачно и печально. Советской власти князь был не нужен. Он отчетливо понял: вместо культуры, вместо знаний в новой России культивируется самодовольство и воинствующее невежество. И осенью 1921 года он тайно перешел границу и стал эмигрантом. Его бегство было оправдано, так как Ленин в письме к Дзержинскому среди «растлителей учащейся молодежи» наряду с Бердяевым, Шестовым, Ильиным назвал и имя князя Волконского. Письмо вождя означало, что надо принять соответствующие санкции, но Волконский их счастливо избежал.

«Наконец оставил за собой границу, отделяющую мрак советской России от прочего мира Божьего. Стоны, скрежет и плач остались там, во тьме… позади остались насилие, наглость и зверство…»

«Сейчас я уже не на родине – на чужбине, – писал Волконский, находясь на французской земле. – Вокруг меня зеленые горы, пастбища, леса, скалы. Надо мной синее небо, светозарные тучи. Вы скажете, что и там было синее небо, и там светозарные тучи? Может быть, но я их не видел; они были забрызганы, заплеваны, загажены; между небом и землей висел гнет бесправия, ненависти, смерти. И сама “равнодушная природа краскою вечной” уже не сияла. Здесь она сияет…»

В Париже Сергей Волконский стал театральным обозревателем газеты «Последние известия», кстати говоря, такая специальная дисциплина, как театроведение, целиком обязана своим рождением именно князю. Читал он лекции по истории русской культуры для своих соотечественников, оказавшихся в эмиграции, выезжал с лекциями в Италию и США.

Оставаясь верным классическим традициям, не принял авангардизм театральных постановок Арто, отверг новации Мейерхольда и не одобрил новаторство Михаила Чехова. В начале 30-х годов стал во главе Русской консерватории в Париже и объединил вокруг себя музыкантов-эмигрантов.

В эмиграции вышли два тома мемуаров Сергея Волконского «Мои воспоминания», на один из которых – «Родина» – восторженно откликнулась Марина Цветаева, найдя сходство князя Волконского с великим Гёте. Дружбу с князем Цветаева по страстности своей натуры пыталась перевести в любовь. Она предложила Волконскому «быть мальчиком твоим светлоголовым» (Волконский был гомосексуалистом), но князь отверг любовь, предпочтя ей исключительно дружбу. Когда Волконский уехал в Америку, то он и Цветаева переписывались, а когда он приезжал в Париж, встречались. Но не более того.

«Это моя лучшая дружба за жизнь, – писала о нем Марина Цветаева, – умнейший, обаятельнейший и гениальный человек на свете… Познакомилась я с ним в Москве в январе 1920 года и люблю его, как в первый день». Цветаева посвятила Волконскому цикл стихотворений «Ученик» (1920), по сути песенок для пьесы:

Князь Сергей Волконский умер в американском городе Ричмонде в октябре 1937 года, в возрасте 77 лет. В Париже по русскому обычаю устроили его отпевание, на котором присутствовали Александр Бенуа, Сергей Лифарь, Матильда Кшесинская, Марк Алданов, Марина Цветаева и другие «звезды» Серебряного века.

В некрологе о Волконском Георгий Адамович написал: «Это был один из самых одаренных, самых своеобразных, живых и умственно-отзывчивых людей, которых можно было встретить в нашу эпоху. Своеобразие было все-таки наиболее заметной его чертой. Князь Волконский ни на кого не был похож и в каждом своем суждении, в каждом слове оставался сам собой».

Р. S.Созданный им «Музей декабриста» в Павловске в первые же месяцы Октября был разорен, но часть вещей князю удалось вывезти в Париж…

Амфитеатров Александр Валентинович (1862,Калуга - 1938,Леванта, Италия). Прозаик, публицист, фельетонист, критик, драматург да в придачу поэт-сатирик.

Амфитеатров – сын московского протоиерея о. Валентина, по прозванию «золотые уста» за свое красноречие, бывшего кумира московских аристократических барынь. От сына-журналиста из-за его пьянства и буйства о. Валентин отрекся. Так начиналась жизнь и карьера Александра Амфитеатрова, одним из псевдонимов которого был «Московский Фауст». Фауст махнул рукой на Москву и перебрался в Петербург.

Амфитеатров – это горы написанного, романы, путешествия и прочее. Обладал большим темпераментом и хлестким пером. «Человек огромный, шумный, – он вечно ругается или кого-то громит… За что – он и сам не знает… Все равно – £Сгром есть”… Способный прожить три жизни и десять состояний, без сомнения, никогда не обедавший в одиночку, вечером, несомненно, едущий в театр, если не занят статьею, «которая завтра поразит весь свет…» (Василий Розанов).