Юрий Безелянский - Отечество. Дым. Эмиграция. Русские поэты и писатели вне России. Книга первая

Прежде чем стать литератором, Амфитеатров два сезона пел в оперных труппах Тифлиса и Казани партии второго баритона (учился вокальному искусству в Италии). Но певцом не стал. Перо пересилило голос.

Из всей многогранной деятельности Амфитеатрова следует отметить сотрудничество в 90-х годах с газетой «Новое время», с издателем Сувориным. После разрыва с последним Амфитеатров выступал как журналист в организованной Сытиным газете «Россия», где скандально прославился фельетоном «Господа Обмановы», в котором высмеял русских царей (Романовы-Обмановы) и нелицеприятно изобразил двор. За критику Амфитеатров был сослан.

В 1904 году он эмигрировал из России и жил во Франции и Италии. Дружил с Горьким – эту пару остряки называли «Герценом и Огаревым русской эмиграции».

За рубежом Амфитеатров работал над циклом романов «Концы и начала: Хроника 1880–1910 годов» о русской общественной жизни на рубеже веков. Будучи весьма плодовитым, Амфитеатров затевает серию романов «Сумерки божков» и цикл исторических произведений о жизни Римской империи во времена правления Нерона. Романы увлекательные, с лихо закрученным сюжетом, хотя и не очень глубокие. Еще Амфитеатров сочинял всякие «демонические» рассказы. Привлекала писателя и женская тема. Романы «Виктория Павловна», «Дочь Виктории Павловны», «Марья Лусьева», «Марья Лусьева за границей» пользовались огромным успехом. Женщины млели… По отчету библиотечной выставки 1911 года, книги Амфитеатрова занимали второе место в России после сочинений Вербицкой.

Однако популярность книг Амфитеатрова не смогла затмить его недостатки. Василий Розанов критиковал писателя за тяготение к словесному общественному и политическому «буму». Ругал за торопливость – «бегом через жизнь, не давая ей углубленной трактовки». Не утруждал себя Амфитеатров и утонченной стилистикой, новых языковых звучаний, что было характерно для большинства литераторов Серебряного века. Язык Амфитеатрова – «живой, с русской улицы, с ярмарки, из трактира, из гостиных, из “подполья”, из канцелярий, из трущоб» (И. Шмелев).

В 1916 году Амфитеатров вернулся в Россию. Приветствовал Февральскую революцию и враждебно отнесся к Октябрьскому перевороту, ибо пошла не жизнь, а, как он определил, «лавина ужасов и мерзостей». Писателя трижды арестовывали и допрашивали в ЧК.

От «минувшего величия» дома Амфитеатрова, это он сам говорил Горькому о своем петербургском доме на набережной, с такой любовью и с таким вкусом обставленном в старой жизни, оставался один, всех восхищавший, но никому не нужный в новой жизни, с мебелью из лимонного дерева. И рояль сына Даниила. Продали все до последнего рубища. Сидели, спали на чужом, ели, пили из чужого.

А тем временем подоспели декреты Совдепии о выселениях, об уплотнениях и о лишении «бывших» права торговать своей собственностью, хотя бы и в целях пропитания. И встал вопрос: куда деваться вышвырнутым из дома его старым хозяевам? Работа совсем не кормила. Буржуазная пресса была разгромлена и уничтожена… Жизнь казалась Амфитеатрову «сплошным бредом», а иногда он сомневался, в здравом ли он уме или сбесился…

«Я, кажется, впервые в жизни не знаю, что мне дальше делать, – писал Амфитеатров Луначарскому. – Я не могу идти рука об руку с Советской властью, потому что 1) я не марксист, 2) не сочувствую ее методам, способам, темпу, многим ее представителям, апофеозу ее гражданской войны; ее террору и пр. Очень может быть, что я стар, что многое новое в России мне непонятно и отвычно, но есть поступки, слова и люди, которые для меня несовместимы с идеей свободной личности. Это не “саботаж”, а, просто честное признание своей непригодности для условий переустраиваемого мира…»

Написал это письмо Амфитеатров и не послал наркому просвещения, возможно, понимая, что оно покажется Луначарскому никчемным и плаксивым. И оставалось одно: поскорее выбраться из советской России. Бежал Амфитеатров с членами своей семьи экзотично: на лодке через Финский залив. «Мне удалось, пользуясь утренним туманом и нерадивостью ваших патрулей, покинуть пределы Вашей Империи, которая когда-то называлась моим отечеством», – писал Амфитеатров самому Ленину (с которым был знаком) в открытом письме осенью 1921 года. Письмо Амфитеатрова кипело гневом, и он ставил вождю недвусмысленные вопросы и сам же на них отвечал:

«Существует ли грань между идейным коммунизмом и коммунизмом криминальным? Если существует, то где она? Сознаете ли Вы, что Ваша идея растворилась в коммунистической уголовщине, как капля уксуса в стакане воды, и если так знаете, то как можете Вы, человек идеи, мириться с этим? Уверяю Вас, никто из Ваших подданных этой грани не чувствует; не чувствует ее потому, что ужас, произвол, голод, нужда трехлетнего ига Вашего притупила и атрофировала у них способность разбираться в обстановке и отличать добро от зла и правду от лжи. И не потому, что Ваш режим окружает их людьми, снабженными, кроме партийных билетов, непогрешимостью пап и душевной чистотой новорожденных младенцев, а потому, что грань эта, если существует, бесконечно от них далека; она вне их кругозора, а все, что видят они, все, с чем соприкасаются, – ложь, обман, провокация, насилие, тирания и уголовщина снизу, справа и слева… Допустим на минуту, что в затворничестве своем под сводами московских теремов, в величественной тишине кремлевского дворца Вы далеки и чужды от будничной стороны Вашего режима, как и далек и чужд был народной жизни Ваш коронованный предшественник. Но ведь и на каждом шагу своей государственной работы, в каждом Вашем акте внешней и внутренней политики Вы не можете не ощущать и не видеть такого краха, который потерпела Советская власть за три года своего существования. Переверните страницу истории и посмотрите, чем была идея народовластия, когда Вы привезли ее с берегов Женевского озера, и чем она стала теперь…»

Амфитеатров бросает одно обвинение за другим:

«Вы с легким сердцем обещали столько же счастья в будущем, сколько согласятся они в настоящее время пролить слез и крови… Не Вы ли провозгласили все виды свободы, не Ваши ли советские жандармы закрыли все газеты, арестовывают собрания, расстреливают, притесняют рабочего, заковывают в цепи труда, возрождают крепостное право и ужасы аракчеевских казарм. Не Ваша ли власть до того измельчала, и опаскудилась, и потеряла понятие о нравственности…»

Так думали многие противники новой власти, но не все писали, подобно Амфитеатрову, письма вождю. И, разумеется, пришлось Амфитеатрову покинуть родину, проклясть большевизм, «перепоганивший» его любимую Россию.

После европейских скитаний Амфитеатров осел в Италии. И, как обычно, много трудился не покладая рук. Продолжил свои исторические серии, написал роман «Лиляша» (1928), создал цикл воспоминаний и этюдов о писателях и актерах и еще многое другое. И следует напомнить, что до революции успел выйти 37-й том его собрания сочинений.