Алексей Кривоносов - Слово и мысль

Сравнения языков и перевод с одного языка на другой допустимы лишь при условии, чтобы была «соблюдена дистанция» к своему и чужому языку и сверх того наблюдатель должен «указать масштаб сравнения (Vergleichmaßstab), tertium comparationis, которым можно измерить каким-либо образом различия между языками» [Gipper 1972:80]. Это не что иное, как завуалированная идея не о «языковых», семантических, а о логических формах мышления. Общим масштабом сравнения между языками могут служить только логическиеформы мысли. С целью сохранения идентичного логического смысла при переводе с языка на язык могут привлекаться «иные словосочетания», «описательные формы», «перефразирования». Это делается только для того, чтобы найти в своём языке соответствующие, далеко не аналогичные языковые формы, не совпадающие с формами оригинала, но служащие для полного и точного выражения соответствующей мысли оригинала, т.е. одного и того же логического суждения. В данном случае преследуется цель сохранить одно и то же мыслительное, а значит — логическое и эмоциональное содержание исходного языка в иной системе знаков.

Если полагать, что всякий человеческий язык переводим, и что переводимость языков в другие знаковые системы — это свойство человеческого мозга, и что механизмом переводимости служит нейронная система, то эту мысль надо понимать только в том смысле, что нейронная система есть в то же время логическое мышление, что одно и то же. В этом проявляется «двухзвенность превода». Одна и та же мысль, одни и те же логические формыстоят между двумя различными системами языковых знаков, которые в разных языках по-разному избираются для выражения одной и той же формы мысли. «Понимание» есть понимание общечеловеческих форм мысли, отражённых в воспринимаемом тексте (устном и письменном), которые переданы формами одного языка и ждущие своего закрепления в формах другого языка.

Только через идентичное логическое суждение можно понять и перевести иноязычное предложение — другого не дано. Эту мысль высказывают многие лингвисты, психологи, логики, философы. Проблема перевода — это не что иное как проблема взаимоотношения языка и мышления: перевод возможен только на основе общности логического мышления, в частности на основе общечеловеческой формы суждения. Но у всех языков мира имеется также целый ряд общих структурных черт, это прежде всего их основные грамматические функции, осуществляющие непосредственную связь национального языка с интернациональнымлогическим мышлением, способность быть инструментом для выражения мысли.

Вопрос перевода является в своей основе вопросом философским, методологическим, производным от трактовки проблемы соотношения языка и мышления. Именно эта общность логического строя мысли, общечеловеческий характер логических форм составляют ту основу, на которой возникает принципиальная возможность переводимости. В процессе перевода семантические формы мысли фигурируют как переменные величины. Инвариантным остаётся формируемый знаковым контекстом и ситуацией общения смысл. Именно общечеловеческий логический строй мысли дают возможность нейтрализовать различия между нетождественными значениями, или использовать разные значения для передачи одного и того смысла. «Если в каждом языке всё то, что подразумевается(выделено мною; это и есть всё то, что называется логическими формами мышления, — А.К.), может быть выражено, то в принципе, по-видимому, всё то, что выражено на одном языке, можно перевести на другой» [Koller 1983:152].

Суждение — это то общее, что есть во всех переводах данного предложения. А что есть это общее? Это наличие утверждения или отрицания существования в действительности определённых связей вещей. Этот факт всегда находит выражение в определённой языковой форме, а наличие такой формы является также обязательным общим моментом во всех переводах того или иного предложения. Переводимость с языка на язык, т.е. совместимость и взаимопереводимость языков основаны на «единой логической базе». Логико-тематическая структура текстов оригинала и перевода всегда совпадают уже по определению, поскольку такое подобие входит в понятие коммуникативной равноценности. Сохранение общей логической схемы построения текста необходимо, и без неё нет перевода.

Люди обычно запоминают и вспоминают из информации не словесные выражения, а содержание мыслей. Человек выражает усвоенную им мысль в новой словесной оболочке (упаковке). Это значит: в процессе понимания внешней речи человек переводит высказывания на некоторый логический код, в логическую форму мысли, следовательно, мысль не только запоминается, но и формируется в логической оболочке этого семантического значения. Копнин пишет, что через уяснение структуры иностранного предложения мы уясняем его смысл, определяем его субъект и предикат. Только уяснив суждениев иностранном предложении, мы выражаем его на нашем родном языке. По грамматическим категориям можно уяснить смысл суждения, потому что грамматические категории формировались для выражения наших мыслей, т.е. в зависимости от логических категорий, в зависимости от структуры суждения. Значит, существуют в каждом языке специфические связи между формой предложения и формой суждения [Копнин 1973:242)].

Согласно одному из наиболее распространённых определений суждение, выражаемое некоторым предложением, есть то общее, что есть во всех возможных правильных его переводах. Вот как эту же мысль выразил профессиональный переводчик, живущий в Нью-Йорке: «Перевод тогда только хорош, когда он не заметен, когда не видно, что это перевод. Буквальный перевод, приверженцами которого являются многие слависты, может сгубить книгу. Переводить надо не слова, а фразы, может быть даже абзацы, потому что законы английского языка и американской культуры совсем иные, чем русские» (выделено мною, — А.К.) [Владимир Соловьёв. Газета «Русский базар», 20 — 26 марта 2003, Нью-Йорк].

Вот о чём свидетельствует, например, профессиональная переводчица Ида Басавина, которая пишет, что литературных переводчиков, как таковых, не существует. Есть просто переводчики, те, кто занимается переводом различного рода статей и книг узкого профиля. Например, по медицине, химии, физике и т. д. Для этого человек должен знать язык, с которого переводит, и предмет, о чём переводит. Художественную литературу может переводить только писатель, поскольку он не просто переводит, а фактически всё переписывает заново на своём языке, создаёт образы, характеры, подбирает лексику для каждого персонажа и т. д. Даже очень образованный человек, великолепно знающий чужой язык, но не имеющий способностей или таланта писателя, не сможет этого сделать. Он может просто грамотно изложить его на своём языке. Но это уже не будет художественным произведением. Могу сказать: надо родиться писателем или поэтом и знать язык, с которого переводишь, и только [см. Русский базар. Нью-Йорк, №23:110].