Алексей Кривоносов - Слово и мысль

Вне текста (устного и письменного) фиксированной логики рассуждения нет, внутренний творческий процесс, деятельность автора текста логически неуловима, она остаётся «чёрным ящиком», предметом догадок, спекуляций, фантазии. Логика вне текста не может быть предметом логического исследования, и даже вообще не может быть предметом, если не считать самого мозга и его процесса невербального мышления. Однако это, наверное, научная цель следующих столетий. Но роль текста могут выполнять сделанные человеком вещи (артефакты). Можно искать реальную логику в творческой жизни непосредственно в деле, минуя языковые знаки, — в машинах, статуях, зданиях, полотнах художников, музыке, материальной культуре. Надо только расшифровать эту культуру как деяние, процесс реализации мысли. Но тут надо знать не только об итоге, но и о замысле (в тексте тоже надо знать замысел), т.е. об идеальном предмете, который как цель определяет характер и направление деятельности [Маркс, Энгельс т. 23:189].

В понимании текста заложены два фокуса — как предмет реальный, и как предмет идеализированный. Это двойная деятельность, одновременное взаимное изменение реального и идеального предмета, переход чувственного в его абстрактный, идеальный, логический образ (фонема и понятие), и переход идеальной формы в её чувственное восприятие (языковой знак и реальный предмет). В тексте воспроизводится эта двойственная природа материи, текст сам замыкает на себе процесс мышления как особую форму идеальной деятельности.

Логика обнаруживается именно в теоретическом, т.е. в логическом мышлении, направленном на познание вещей. А мышление эстетическое направлено на создание художественных произведений, на художественное отражение мира, которое почему-то не считается логическим, и даже — не мышлением. Однако хотя эксплицитное освоение мира и является тоже мышлением, однако его логическая суть выявляется в высшей форме мышления — в логических формах. Художественные произведения считаются обычно сложной смесью логического и нелогического, разумного и эмоционального. Поэтому надо разобраться, где проходит эта грань, а для этого надо обратиться к наиболее чистой форме мысли — к логической, очищенной от эмоциональных наслоений. Оказалось, то за любой эмоциональной формой выражения скрыта логическая форма, её только надо найти.

Понимать содержимое текста — значит понимать ум творца, теоретика. Но и теоретик творит текст не только логикой, логическими формами, но и поэтически, художественно. Семантические формы мысли, эмоциональные формы мысли — все они ведут к логике.

В тексте всегда есть два типа абстрактного мышления: 1) Надо видеть в тексте, с одной стороны, только содержание, семантическиеформы мысли, знаковое мышление, которое для одной и той же мысли может быть выражено совершенно разными знаковыми структурами. 2) Другое мышление — логическое, рассудочное, обоснованное логически законами построения суждений и умозаключений. Или как пишет Гегель: «… свободное от содержания и высокомерное по отношению к нему» [Гегель, т. IV, 1956:31 — 32]. Читатель текста должен увидеть форму содержания, т.е. содержание как форму семантического мышления, т.е. форму, представленную теми или иными знаковыми структурами. С другой стороны, читатель текста должен увидеть логическую форму этого содержания как более глубокую, основную, как глубинное содержание этой семантической формы мысли. Читатель должен понимать, что текст содержит два текста — отдельное, действительное (то, что слышит и видит) и всеобщее (то логическое, что скрыто за знаковой стороной). Для того, чтобы понять текст, прежде надо понять его внешнюю структуру и затем или одновременно с внешней структурой понять его философский, т.е. логический смысл.

Логические и семантические мысли растворились в тексте, мы видим лишь материю языковых знаков, т.е. семантические формы мышления. Вот это как раз то, что только и увидели в тексте, например, представители «лингвистики текста» и «языковой картины мира». Текст имеет внешнюю форму — семантическую. Но он имеет и внутреннюю форму — логическую. Но понять её можно лишь одним путём — через семантическую форму мысли, отражённую в структуре знаков, и через логические формы мысли, отражённые в нейронах мозга. Как пишет Гегель, творец воплотился в тексте и перестал быть творцом. Надо уметь читать (слушать) теоретические логические структуры в их реальном воплощении, в языковых знаках, в дискурсивно последовательной цепочке суждений и умозаключений. В тексте надо увидеть второй текст — текст понимания. Надо также уметь разглядеть в тексте его создателя, внутреннее движение мысли, или, как говорил Гегель, «взять на себя напряжение понятия» [Гегель, т. IV, год??:31].

Может ли мысль быть «вынесена» за пределы человеческого сознания, ведь она — идеальный продукт мозга, родившийся в материальных процессах нейронных связей мозга, следовательно, остаётся, как и была принадлежностью только мозга? В тексте не должно быть мысли, смысла. Тогда что же в нём есть, если мы понимаем, угадываем ту мысль, которая была сформулирована ранее её автором, возникшую в голове собеседника, который не заглядывал в чужой мозг.

Некоторые исследователи справедливо пишут, что текст обладает определённым смыслом только в том случае, если его появление не предсказывается. Если слушатель или читатель знают, какое последует после этого слово, то этот отрезок текста, предложения не несёт нового смысла, новой информации. Мера ожидания определяется появлением того или иного слова в тексте. Чем менее вероятным появление ожидаемого слова, тем большее значение он имеет в данном тексте. Следовательно, содержательность высказываний — обратно пропорционально степени ожидания этого элемента.

Текст управляет предложением, так как текст — более высокая знаковая смысловая структура. Мы обычно говорим не отдельными предложениями, а задуманным текстом А это предъявляет особые требования к построению отдельных, последовательно расположенных предложений, следовательно, предполагает определённые грамматические формы. Но одни и те же формы не могут повторяться в соседних предложениях, они должны быть разнообразными, варьироваться. Но грамматические формы, автоматизированные в речи. В навыке, делают для говорящего незаметную связь двух различных речевых механизмов — предложения и текста. Грамматика обычно кончается на предложении, поэтому обычно не замечают, как работает эта грамматика в объёме текста.

Основное бинарное правило для языка — это вхождение единицы нижестоящего уровня в вышестоящий. Это правило принудительно для всех языков. Но как только мы вступаем на высший уровень языка — текст, то это правило отменяется, на уровне текста действуют уже другие правила. В тексте нет никаких указаний на то, как строить после одного предложения следующее, ведь текст — это последовательность предложений.