Игорь Улуханов - О языке Древней Руси

Однако много новых слов можно найти и в оригинальных памятниках, написанных по-церковнославянски на Руси. Такие образования мы встречаем уже в ранних памятниках, например: причастие прѣисъхъшии — «сильно высохший» в «Слове о законе и благодати» Илариона: «Пустѣ бо и прѣисъхши земли нашеи сущи. вънезаапу потече источни(к҃) еуа(г҃)льскыи. напояя всю землю нашу [Когда Земля наша была пустой и совершенно иссохшей (имеется в виду отсутствие «истинной», по представлениям Илариона, христианской религии), внезапно потек евангельский источник и напоил всю землю нашу]». Употребленное в образной, эмоциональной речи, это причастие является одним из ярких стилистических средств.

Особенно велико число подобных новообразований в произведениях, написанных в период второго южнославянского влияния, и в более поздних памятниках, ориентирующихся на усложненный, цветистый стиль «плетения словес». В русских оригинальных произведениях возникает множество сложных слов, включающих два, а иногда и три корня, появляются слова с несколькими приставками старославянского происхождения ( воз-, из-, предъ-, пре- ). Употребляя такие слова, русские церковные писатели придавали своей речи книжный и «ученый» характер. Кроме того, они давали понять, что описываемое ими явление настолько важно, необычно и возвышенно, что имеющихся в языке слов недостаточно для его «достойного» описания и прославления и поэтому надо создавать новые средства. Литература этого времени полна панегириков. Вот изобилующий сложными словами (как старыми, так и новыми) отрывок из похвалы князю Василию Васильевичу, содержащейся в «Слове избранном на латыню» (около 1461 г.): «Държавою владеющаго на тобѣ богоизбраннаго и боговозлюбленнаго, богопочтеннаго и богопросвѣщеннаго и богославимаго богошественника, правому пути богоуставнаго закона и богомудраго изыскателя святыхъ правилъ, ревнителя о бозѣ и споспѣшника благочестию, истиннаго православия высочайшаго исходатая, благовѣрию богоукрашеннаго и великодержавнаго благовѣрнаго и благочестиваго великаго князя Василия Васильевича, благовѣнчаннаго православию царя всея Руси...» или обширная похвала из «Жития Стефана Пермского» (XV в.), в которой мы видим серию новообразований с несколькими приставками: преизмечтанный , преупещренный и другие: «Многими же похвалами ю [т. е. ее, церковь] похваляю... преукрашену божиею славою, и добродѣтельми преудобрену, и божественными словословии преизмечтанну, и чѳловеческымь спасениемъ преупещренну, и православна лѣпотою преодѣну». В оригинальных произведениях этой эпохи встречаем такие новообразования, как хвалословие , многоразумие , доброглашение, многоплачие, нищекръмие, злоначинатель, христианогонитель, крѣпкодушныи, превозрастати, превозсияти, преобрадоватися, сребролюбствовати и т. п. Многие из этих новообразований были словами-однодневками, не вышедшими за пределы тех произведений, где они были употреблены. Однако большое количество подобного рода сложных и производных слов стало широко употребляться и впоследствии закрепилось и за пределами церковнославянского языка. К числу таких слов относятся, по-видимому, могущество, имущество, преимущество, суеверие, рукоплесканье, вероломство, первоначальный, предъвозвестить, предъвосхитить, предъопределить, предъпочитать, предъшествовать, подобострастный, гостеприимство, тлетворный и др.

Как видим, результаты процессов, происходивших в церковнославянском языке, нашли отражение и в словарном составе современного русского языка. Более того, церковнославянские слова, вошедшие в современный язык, зачастую являются образцом для новых слов, возникающих в современной книжной речи. Вот примеры таких новообразований — глаголов с приставкой предъ- ( предсуществовать , преднайти, предслышать ), употребленных в современных научных трудах и в поэзии, но не встретившихся ни в древних памятниках, ни в более поздней литературе: «... в языке нет ни идей, ни звуков, предсуществующих системе» (Ф. де Соссюр. Курс общей лингвистики); «преднайденный опыт и личный опыт грамматиста так или иначе взаимодействовали» (В. Г. Адмони. Основы теории грамматики);

В области грамматики церковнославянский язык был довольно консервативен: его система склонения и спряжения изменялась медленно и незначительно. Те немногие формы, которые довольно рано вышли из употребления (например, так называемый супин — особая форма глагола, имеющая значение цели, и др.), были искусственно восстановлены в период второго южнославянского влияния. Если в лексике возникали главным образом новые книжные образования, то в области грамматики книжный оттенок приобретали уже существовавшие старые формы. Дело в том, что к XIII—XIV вв. в живой речи (см. стр. 71) были утрачены многие грамматические формы (например, формы двойственного числа, аориста, имперфекта), а в церковнославянском языке они искусственно сохранялись. Ясно, что когда стали говорить з налъ или зналъ есмь , а в церковных книгах продолжали писать знахъ, то форма знахъ стала восприниматься как книжная, чего не могло быть тогда, когда форма знахъ употреблялась и в живой речи, и в церковнославянском языке. В данном случае специфически книжная, церковнославянская форма знахъ восходит не к старославянской, а к общеславянской форме, бывшей ранее стилистически нейтральной. Заметим, что такие явления иногда имели место и в лексике: общеславянские слова око, уста и другие приобретали книжный характер благодаря тому, что они сохранились в церковнославянском языке, будучи вытесненными из живой речи словами глаза , губы .

Изменения имели место и в церковном произношении, а также в орфографии церковно-книжных памятников. На славянском юге, а затем и на Руси началась правка церковных книг с целью их унификации. Элементы живой народной речи заменялись книжными, южнославянскими. Часть этих изменений имела большое значение для развития русского литературного языка: именно в период второго южнославянского влияния закрепились в церковнославянском языке, а затем и за его пределами произношение и написание жд вместо русского ж в словах типа невежда (сравните русское невежа ), гражданинъ (русское горожанинъ ), прежде и очень многих других, начальное ю (вместо русского у ) в словах типа юноша , юность , юдоль , юг, юродивый, а также в корнях слов с приставками (современное слово союз образовано с помощью приставки со - и корня -юз- , сравните узы ). В живой речи еще в XII—XIII вв. произошло исчезновение редуцированных звуков ( ъ и ь ) в определенном положении (см. стр. 71). Однако в церковном произношении существовала тенденция употреблять о на месте ъ в том положении, где в живой речи уже никакого звука не было; например, в живой речи говорили сдвинуть , а в церковной — содвинути или содвигнути и т. п. Благодаря этому в некоторых словах (или их частях) закрепляется это «церковное» о. Так произошло, например, со многими словами с приставками во -, со-, воз- ( вопросъ, соборъ, совѣтъ, востокъ и т. п.). Приставка со- в церковнославянском языке даже получает особое значение, отсутствующее у приставки с-, — значение совместности: собеседовати — «совместно беседовать», соболѣзновати — «совместно страдать» (этот глагол образован от глагола болѣзновати — «страдать, печалиться»), соединити, соревнование, сообщество и т. п. (сравните новообразования современного языка: сопереживать, сотворчество и др.).