Коллектив авторов - Моя вселенная – Москва». Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

– Значит, ты интересуешься, зачем мне всё это нужно? – весело спросил я» [1, II, 172–173].

Если мы сравним улыбку Витеньки – инвалида войны из романа «Замыслил я побег…» с притворным весельем героя-рассказчика из романа «Козлёнок в молоке», то увидим людей совершенно разных эпох: человека, открытого миру, и человека, от мира уже отделившегося. Революции, войны, колоссальное перенапряжение народных сил надорвали душу и дух нации. К тому же надо учесть, что «красный проект» вырос и из крестьянского миропонимания, ещё не утратившего органической связи с окружающим Космосом, традициями дореволюционной России, а завершали этот проект люди, воспитанные на ньютоновских представлениях о мироздании. Идеал, лишённый сакральности, божественной тайны, мельчал. Крестьянская мечта о построении царства Божьего на земле постепенно вытеснялась идеей личного благополучия. Система, при несомненном улучшении всеобщего благосостояния, постепенно перерождалась в антисистему. Мифологизированные кумиры при ближайшем рассмотрении оказывались не титанами, а обычными людьми и даже заурядными мещанами. Вот с этим-то, воспитанный на фальшивых легендах и мифах (но когда-то искренне веривший в них), не может, точнее, не хочет смириться повествователь, мечтающий не о «полумёртвых», а о настоящих, живых героях. И именно поэтому ряды падения в прозе Ю. Полякова связаны с образами полёта как дерзания, прорыва к тому самому солнцу, свет которого слепил глаза Шумилину из «ЧП районного масштаба».

Собственно, образ солнца – недосягаемой высоты из той ранней повести – и определяет смысл сверхустремлений советских ли, постсоветских ли героев писателя и одновременно мотив падшего ангела.

«Лицом он походил если не на ангела, то на студента-отличника из фильма семидесятых годов: румяное круглое лицо, вздёрнутый нос и большие очки. Но в зачёсанных назад волнистых тёмно-русых волосах виднелась проседь, совершено неуместная в его розовощёком возрасте» [1, II, 397].

Бывший «студент-отличник», не растерявшийся, не опустившийся в беспределе 90-х, а, наоборот, воплотивший почти все свои честолюбивые замыслы, – чем не завидная судьба?!

Впрочем, «судьба приходит к нам в разных обличьях» [1, I, 440].

«Вниз, вниз, вниз! Разрывая лёгкие, расхлопывая бронхи судорожным тяжким бегом», спасается от погони участник неудавшегося госпереворота, обозначившего черту (пост)советского распада в повести Б. Евсеева «Юрод»[4, 177].

Вверх, вверх, вверх – «больше и выше!» [1, II, 406], – рвутся к финансовой независимости (а значит – к власти и счастью) герои «Неба падших», готовые ради «свободного полёта» рискнуть «своей единственной жизнью» [1, II, 514].

И что же?..

Вот стоят они друг против друга как представители двух несовместимых рас, мужчина и женщина, красивые, сильные, любящие – и ненавидящие друг друга. Кажется, так стояли в «Демгородке» (1991–1993) Мишка и Лена: она – прикрывая «своим телом Рената (террориста из организации «Молодые львы демократии». – А. Б.), а он – толстого лгуна Юрятина (руководителя операции спецслужб по розыску «золота партии». – А. Б.) вместе с его оравой россомоновцев» [1, II, 108]. Но там была драма, роковое стечение обстоятельств. Единство лирического и иронического начал, возвышая «автора» 33 33 Здесь и далее под закавыченным термином «автор» подразумевается не реальный создатель произведения (писатель), а образ автора – центр, фокус, в котором скрещиваются и синтезируются все стилистические и композиционные приёмы, используемые писателем (В. В. Виноградов), система идей и нравственно-эстетических представлений, выраженная в его языковом сознании и в «словесном поведении». Можно сказать и так: «автор» − это овеществлённая в речевом стиле незримая фигура спутника героев и персонажей произведения. В прозе Ю. Полякова речевой лик «автора» нередко расслаивается на: имплицитного автора: он словно бы скрывается за кулисами им же затеянного и им же режиссируемого действа, маркирует своей личностью произведение, свободно перемещается во всех временах и пространствах, легко проникает в потаённые мысли и чувства героев, вскрывает подлинные механизмы их ролевого поведения, под маской авторского «я» вступает с читателем в диалог, убеждает его в своей правоте; эксплицитного автора – свидетеля и комментатора увиденного, гаранта подлинности изображаемых событий; фиктивного автора – героя или персонажа, от имени которого ведётся повествование («авторское я», носитель опредёленной речевой маски). над падшестью мира, внушало надежду на возобновление традиции, что любовь, взаимоуважение, терпимость вернут сему миру естественный облик, утраченный в стереотипах ложных целей. Здесь же – в «Небе падших» – трагедия. Причем трагедия особого рода. Смерть Катерины – возлюбленной Шарманова – не проясняет смысл бытия. А только ярче высвечивает контрасты современной России, в которой самоотчуждённость и эгоизм всё настойчивей проявляют себя в качестве экзистенциальных свойств человека. Не стечение обстоятельств, а свободный выбор героев в осуществлении притязаний собственной гордыни (я умней, я сильней, я главней – следовательно, мне всё дозволено) определяет их поведение. Они сами несут в себе свою гибель, но не в гегелевско-хайдеггеровском понимании бытияв-мире как бытия-к-смерти, или, другими словами, бытия-ксохранению в преображённом виде того, что в старой форме обречено на уничтожение, а в каком-то ином, не совместимом с жизнью, а значит, с самой любовью, смысле.

Вот почему счастливое приземление президента компании «Аэрофонд» Павла Шарманова (во время парашютного прыжка с пытавшейся убить его любовницей) – всего лишь временная отсрочка. В восприятии фиктивного автора, «записавшего» рассказ встретившегося ему предпринимателя о больших деньгах, любви и смерти, видеокадры группового затяжного прыжка в небытие перемежаются с «затекстовыми» реалиями жизни и смерти героя, где тот предстаёт в ореоле античного мифа:

«В “Московском комсомольце” опубликовали большую подробную статью под названием “Смерть Икара”, и я узнал, что во время обыска в квартире Шарманова обнаружили папку с компроматом на очень серьёзных людей из Белого дома, но затем документы исчезли при странных обстоятельствах» [1, II, 518].

И вот почему нелепая смерть героев «Гипсового трубача» – Жарынина и Ибрагимбыкова – фарс, обнажающий нечто подлое, лицемерное в самих свидетелях этого фарса.

Где ложь? Где истина?

Комсомольцы зачитываются самиздатом и поют антисоветские песни. Бывшие коммунисты молятся на иконы свергнутого ими Бога. Главный технолог торгует колготками. Аспирантка подрабатывает на панели…