Анатолий Вассерман - По следам литераторов. Кое-что за Одессу

Но давайте по порядку. «Дедушку» в момент рождения в 1835/1836 году звали Шолем-Янкев (или даже Шолом-Яков) Хаим-Мойшевич Бройде. По паспорту он был просто Соломон Моисеевич [550]Абрамович [551], что сомнений в вероисповедании [552]не оставляло, но чисто технически было удобнее.

В биографии Соломона Абрамовича есть поразительные параллели с биографией Хаима Нахмана Бялика. Бялик лишился отца в 7 лет, Абрамович – в 14, яркие впечатления жизни на природе [553]отражаются у обоих в лучших произведениях на протяжении всей жизни. И Бялик, и Абрамович получают классическое еврейское образование, демонстрируя незаурядную память, и оба стремятся расширить свои знания, начиная изучение других языков и дисциплин, выходящих за пределы, принятые в их среде.

При этом Абрамович решается на поступок, почти стандартный после Максима Горького, но крайне неординарный в середине XIX века для еврейского юноши, да ещё и в Российской империи. Вместе с нищим бродягой Авремлом Хромым он путешествует по Литве и Украине, вряд ли догадываясь, что собирает материал для будущих повестей «Фишка Хромой» и «Кляча».

Впрочем, уже в 17 лет он, удачно встретив родственника в Каменце-Подольском, переходит на «оседлый образ жизни» в этом городе. Здесь он начинает изучать русский и немецкий языки, а также основы математики. Три года он женат на дочери местного богача [554], но через три года разводится с ней [555], сдаёт в 20 лет экзамен на звание учителя и работает в местном еврейском училище. Забегая вперёд, скажем, что и в Одессу он приехал «по этой линии», а именно – на должность директора Талмуд-Торы (дословно – «изучение закона»), то есть еврейской религиозной школы для мальчиков – главным образом из бедных семей.

Абрамович совершает беспримерный лингвистический подвиг. 1860-е годы отмечены интересом русской интеллигенции к естествознанию [556]. Абрамович хочет, чтобы еврейский читатель, как принято говорить на Украине, «не пас задних». Он переводит на иврит фундаментальный труд немецкого профессора Ленца «Естественная история». Первый том – о млекопитающих – выходит в 1862-м, второй – о птицах – в 1867-м, третий – о земноводных и пресмыкающихся – в 1872-м. Соломон Моисеевич создаёт новую номенклатуру и вырабатывает новые термины на иврите, причём в естественно-научной сфере, где не имеет базового образования. Яркая иллюстрация выражения: «Способный человек способен во всём».

Но этот беспрецедентный труд на иврите – никак не основание считать Менделе Мойхер-Сфорима «дедушкой еврейской (идишской) литературы». Собственно, Мойхер-Сфорима ещё и не существует.

Всё началось, конечно, в Одессе – и началось с «побочного продукта», переросшего в основной [557]. Но до этого Абрамович женился вторично, переехал в Бердичев и познакомился с Йегошуа Мордхе Лифшицем – он и пробудил у молодого публициста и общественного деятеля [558]интерес к идишу. Как мы уже упоминали, в начале XX века на этом языке говорило до семи миллионов человек. Но и тогда в энциклопедии Брокгауза и Ефрона (даже в статье, посвящённой самому Мойхер-Сфориму [559]), идиш именуется не язык, а «жаргон» [560].

Короче, не меньше смелости, чем создавать на иврите терминологию по естественным наукам, нужно было, чтобы начать писать на «жаргоне» художественную прозу, да ещё и «крупноформатные произведения», да ещё в 1860-е годы, когда литературного идиша и не было. Тем не менее Лифшиц и «перевербованный» им Абрамович предложили одесскому издателю Александру Осиповичу Цедербауму начать издание приложения – газеты «Кол мевассер» («Глас провозглашающий») – на идише к его «солидному» альманаху на иврите «ha-Мелиц» («Заступник»).

В этом приложении с ноября 1864-го по февраль 1865-го [561]печаталась повесть Соломона Моисеевича «Маленький человечек». Главный герой повести – карьерист Авремеле Такиф, коварством добивающийся богатства и высокого положения в общине. Повествование ведётся от имени Менделе [562]Мойхер-Сфорима, то есть Менделе – книготорговца или Менеделе-книгоноши.

Повесть переиздавалась многократно с изменениями и дополнениями. Это стало «фирменным знаком» Мойхер-Сфорима: он регулярно переделывал свои произведения на протяжении жизни [563]. Уже в первом варианте повести проявилось своеобразие языка автора – соединение литовско-белорусского и украинского диалектов, легшее в основу современного литературного идиш. Поэтому 1864-й считается годом начала современной еврейской литературы.

Вообще, несмотря на мягкий облик Мойхер-Сфорима, его внешность – судя по его творчеству и резонансу от творчества – весьма обманчива. Заметим, что сами книгоноши зачастую были «бунтарями»: обеспечивали еврейское население не только молитвенниками [564], но и не одобряемой раввинами светской литературой. Поэтому образ книгоноши – путешествующего из местечка в местечко, встречающегося с самыми разными людьми, попадающего в разнообразные обстоятельства, рассказывающего множество историй, высказывающего собственное мнение о том, «Как нам реорганизовать РабКрИн», то есть, извините, как преобразовать если не всю Российскую Империю, то хотя бы положение евреев в ней – оказался прекрасной находкой, вызвал доверие и «пошёл в народ».

У Абрамовича был очень критичный взгляд не только на положение евреев в Российской империи (это тогда банально для любого более-менее мыслящего и эрудированного человека), но также на обстановку в современном ему еврейском обществе. Последнее требовало незаурядного мужества и самостоятельности в мышлении.

Наш «дедушка», говоря объективно, был настоящий бунтарь. В первой же статье «Заметки об образовании», опубликованной, когда автору был 21 год, говорится, что еврейских детей нужно учить русскому языку и профессиям. Когда автору 25 лет, выходит сборник статей «Мирное суждение», где – название обманчиво, как и внешность Абрамовича – скептические оценки состояния ивритской литературы. Второй сборник статей выходит через два года и содержит призывы писать простым и ясным языком и о реальной жизни. Именно желая выполнять собственное требование, Абрамович переходит на идиш: трудно писать просто и ясно на языке Библии, а Бялику – одному из создателей современного иврита – только семь лет.

Но пока мы говорим о сборниках критических статей молодого человека; «бунтарство» в таких условиях почти тривиально. Интересно, что и в художественных произведениях Мойхер-Сфорим объективно и даже весьма сатирично описывает еврейскую жизнь. После пьесы с красноречивым названием «Такса, или Банда городских благодетелей» (1869), показывающей, как еврейские городские заправилы Бердичева эксплуатируют беднейшее еврейское население города, разражается такой скандал, что автор переселяется в Житомир [565]. Вообще в перемещениях писателя виден, как сейчас бы выразились, «восходящий тренд». Началась жизнь в местечке Копыль, потом был Каменец-Подольский, Бердичев, Житомир и в финальные 36 лет жизни – наша Одесса.