Анатолий Вассерман - По следам литераторов. Кое-что за Одессу

Когда в 1885-м году тесть писателя умер, Шолом-Алейхем стал богат. Но ненадолго. Игры на бирже, коммерческие дела в Киеве, финансирование литературных проектов – и скорый финансовый крах. С 1890-го Шолом-Алейхем в бегах от кредиторов: Черновцы, Одесса (первый приезд), Париж и Вена – нам бы так «побегать». В 1893-м, когда тёща собрала остатки состояния мужа и помогла вернуть долги, он вернулся в Киев. Да, у Шолом-Алейхема была настоящая еврейская тёща, а не какая-то там мадам Петухова, спрятавшая бриллианты в стул под тем «надуманным» предлогом, что Ипполит Матвеевич Воробьянинов « пустил по ветру имение моей дочери ».

Самое смешное, что после этого Шолом-Алейхем в Киеве снова занимается биржевой деятельностью. С мая 1908-го года Шолом-Алейхем уже серьёзно болен туберкулёзом, но и это мрачное обстоятельство не изменяет его оптимистического и доброго характера. До последних дней жизни он очень интенсивно работает, бесконечно разъезжает и встречается с читателями-почитателями, число которых растёт как снежный ком. Только в последний год жизни, переехав в СГА, где к тому времени уже была громадная идишская община [588], Шолом-Алейхем посетил Кливленд, Детройт, Цинциннати, а также Торонто и Монреаль. Если Семёна Фруга хоронили все евреи Одессы, то Шолом-Алейхема в мае 1916-го хоронил весь еврейский Нъю-Йорк: еврейские предприятия города просто закрылись в этот день.

Как у каждого настоящего писателя, у Шолом-Алейхема «всё идёт в работу». Неуспех в бизнесе дал замечательный материал для цикла «Менахем-Мендл». Если у Ильфа и Петрова отец Фёдор – стяжатель [589], то переписка незадачливого биржевика с его женой Шейне-Шейндл [590]рождает – впервые в еврейской литературе – образ «человека воздуха», трогательный и очень лирический.

Параллельно Шолом-Алейхем рисует и другой, ещё более популярный – в исторической перспективе – образ. Тевье-молочник – простой труженик, твёрдо стоящий на земле, внешне немного грубоватый, но проницательный, умный и тонкий. Не случайно именно этот образ взял за основу Григорий Израилевич Офштейн (Горин) – и создал выдающийся спектакль «Поминальная молитва». По телевизору мы видели Тевье-молочника в исполнении и Михаила Александровича Ульянова, и Евгения Павловича Леонова – оба играли прекрасно. А ещё Владимиру посчастливилось видеть на сцене в этой роли Богдана Сильвестровича Ступку – эпитетов для характеристики его игры и не подберёшь.

«Скрипач на крыше» – мюзикл по рассказам о Тевье-молочнике – написан в 1964-м, экранизирован и идёт на Бродвее до сих пор. Владимир с женой Инной видели этот спектакль в Нъю-Йорке осенью 2005-го; кроме удовольствия от высокопрофессиональной работы актёров, было и чувство гордости за то, что мы как-то ближе к тем местам, тем людям, чем остальные зрители.

Действительно, ведь именно про Одессу Менахем-Мендл пишет своей жене то, что хочет сказать про наш город сам Шолом-Алейхем: « Я просто не в состоянии описать тебе город Одессу, её величие и красоту, её жителей с их чудесными характерами » [591].

В течение почти двух лет писатель пытается найти ответ на вопрос: как смогли жители местечек черты оседлости – с их специфическим опытом существования фактически в гетто – так быстро вписаться в жизнь самого европейского города юга России. И не просто вписаться, а внести значительный вклад в его феноменально быстрое развитие, став успешными адвокатами, врачами, предпринимателями. Свобода, о которой так мечтали в штетлах – поселениях черты оседлости – раскрепостила евреев, дала возможность раскрыться в Одессе их талантам. Парадоксально, но этих успешных евреев Шолом-Алейхем в своих произведениях не описал…

«С кем поведёшься, от того и наберёшься». Черниховский, дружа с Клаузнером, поклялся писать только на иврите, Шолом-Алейхем, познакомившись с Мойхер-Сфоримом, пишет на идиш. Точнее, утверждается в решении, принятом ещё в начале 1880-х [592].

В Одессе Шолом-Алейхем издаёт журнал как приложение к ежегодному альманаху «Еврейская народная библиотека». Альманах упрочил позиции идиша и литературы на нём, но – как это регулярно бывало у Шолом-Алейхема – финансово потерпел крах. Та же участь ждала и журнал, но в нём Шолом-Алейхем успел издать первый цикл рассказов «Лондон» из того самого романа в письмах «Менахем-Мендл», о котором мы упоминали. Вот такой у нас город: Пушкин провёл 13 месяцев и начал «Евгения Онегина» [593]; Шолом-Алейхем прожил в Одессе тоже немного, но начал у нас своего «Менахема-Мендла».

Однако главное в другом. Именно в Одессе Шолом-Алейхем увидел стремление и способность еврейского народа к возрождению. Доброта и оптимизм, свойственные натуре писателя, получили в Одессе мощный дополнительный импульс. «Подпитавшись» духом Одессы, Шолом-Алейхем показывал даже самую скудную еврейскую жизнь как «еврейскую комедию», чем радикально отличался от большинства современных ему еврейских писателей. Произведения Шолом-Алейхема, при всей достоверности и точности описания трагического элемента, не оставляют чувства безысходности. Юмор, шолом-алейхемовский юмор [594]– один из китов, на которых держалась и – к счастью либо к несчастью – будет долго держаться еврейская жизнь.

«Ликуя и содрогаясь» (оборот из пародии Александра Григорьевича Архангельского на Исаака Эммануиловича Бабеля), мы приступаем к последней главе нашего повествования – рассказу о Вольфе Евновиче (Владимире Евгеньевиче, Зеэве – это слово на иврите, как и Вольф на идиш, означает «волк») Жаботинском [595]. «Ликуя», ибо безмерно рады хоть кратко рассказать о величайшем – по нашему мнению – коренном одессите. «Содрогаясь», ибо осознаём неподъёмность этой задачи. Для справки: монография о нём [596]имеет общий объём свыше 1200 страниц, а подготовка полного собрания сочинений на русском языке, запланированного в девяти томах, затягивается и сопровождается спорами [597].

Последнее не только не удивительно, но и очень характерно. Если литературное наследие Владимира Жаботинского признанно классическим и великим, то его политическое наследие столь актуально, что до сих пор остаётся предметом ожесточённой полемики. Как проницательно заметил английский философ и математик Томас Томасович Хоббс: « Если бы математические аксиомы задевали интересы людей, они бы по сей день были предметом жестоких споров » [598]. Статьи Жаботинского – живое доказательство этой мысли: то, что он считал аксиомами, основой для будущего строительства еврейского государства, для построения арабо-еврейских отношений и – шире – для развития межнациональных отношений в мире в целом, опровергнуто печальной практикой. Вернее сказать, опровергается и сейчас. Подобно Олеше, он пришёл из прекрасного будущего и покинул наш мир, не дождавшись даже провозглашения государства Израиль.