Эмили Ван Баскирк - Проза Лидии Гинзбург

Текст вбирает элементы пережитого и дарует им автономное социальное существование (особенно когда они становятся известны читательской аудитории). На самом базовом уровне человек в литературе превращается в другого человека с помощью языка, поскольку язык по своей природе социален [258]. Далее Гинзбург постулирует, что художники способны изменять язык и вносить в коллективное сознание новые идеи. В конце 1930‐х она пишет: «Что такое самостийный человек? Пещерное существо. А духовная жизнь – это жизнь в слове, в языке, который нам дан социумом, с тем чтобы мы от себя вносили в него оттенки» [259]. Соглашаясь с теоретиками структурализма и постструктурализма в том, что касалось социальной сконструированности языка и общества, Гинзбург не разделяет их мнения, когда они возвещают о приближающейся «смерти автора» [260].

Третий из основных аргументов Гинзбург, связанный с первыми двумя, оправдывает искусство в силу того, что оно порождает осмысленные структуры. Гинзбург верит в понятие структуры: «Смысл – это и есть структурная связь, включенность явления в структуру высшего и более общего порядка. В произведении искусства, например, ни один элемент не равен себе, но вмещен в символическую связь расширяющихся представлений». Более того, искусство служит моделью для осмысленного упорядочивания переживаний. Для Гинзбург особенно важно слияние эстетического с этическим: «Структуры иерархического ряда жизнеосмысления, вмещаясь друг в друга, набирают высоту. Так что смысл и ценность образуют неразложимое переживание» [261]. Ее логика движется по кругу: смысл приобретается, когда явление включено в структуру высшего порядка; следовательно, структуры наделены смыслом. В искусстве смысл возникает из взаимосвязей между элементами, имманентными для какого-то произведения. Вместе с тем «расширяющиеся представления», которые вмещают каждый элемент сообразно своим «символическим связям», тоже могут отсылать к смыслам, порожденным более широким литературным, историческим или общественным контекстом [262].

Структура и смысл в жизни человека прирастают благодаря созданию биографии – либо написанной (в качестве художественного произведения), либо разыгрываемой в повседневной жизни (в качестве автоконцепции). Гинзбург пишет: «Понимание смерти возможно, когда жизнь осознается как факт истории и культуры. Как биография. А биография – структура законченная и потому по самой своей сути конечная». Как и ее современника Василия Гроссмана, Гинзбург привлекают положительные аспекты привнесения сюжета в жизнь: «Тогда жизнь не набор разорванных мгновений, но судьба человека, И каждое мгновение несет в себе бремя всего предыдущего и зачаток всего последующего» [263]. И действительно, любой абзац биографии (как и любая строка стихотворения) не равен себе – он приобретает смысл через взаимосвязь с другими элементами, с целым, а также с «историей и культурой». Оправдать жизнь человека перед лицом смерти помогает восприятие даже пока не завершенной жизни как биографии.

Идея жизни как произведения искусства схожа с понятием «жизнетворчество» у русских символистов, трактуемым в ницшеанском духе – как абсолютная эстетизация повседневной жизни человека. Сама Гинзбург определяла жизнетворчество как «преднамеренное построение в жизни художественных образов и эстетически организованных сюжетов» [264]. Но она (как и многие другие представители поколений, пришедших после символистов) скептически смотрела на эту особую разновидность «жизни как искусства»: «Беда в том, что жизнь в целом не поддается эстетизации» [265]. Символисты сами понимали, отмечает она, что в конечном счете их жизнетворчество превратилось в «мистическое шутовство, буффонаду» [266].

Пожалуй, на идеи Гинзбург можно взглянуть в ином контексте: заметно, что они очень близки к малоизвестной работе московского лингвиста и исследователя литературы Григория Винокура, который был лично знаком с некоторыми формалистами. В книге «Биография и культура» (1927), написанной под влиянием немецкой Lebensphilosophie («философии жизни». – Примеч. пер .), Винокур выдвигает далекоидущую концепцию биографии как структуры мышления или формы опыта, которая придает действиям людей исторический и общественный смысл. Храня верность лингвистическим основам своей теории, он сравнивает развитие личности с вербальной, а в особенности с синтаксической структурой, которая формируется постепенно, со временем. Он разграничивает синтаксис и хронологию: «Самая последовательность, в которой группирует биограф факты развития, а отсюда и все свои факты вообще, есть последовательность вовсе не хронологическая, а непременно синтаксическая» [267]. Гинзбург разделяет негативное отношение Винокура к хронологичности, называя ее «самым примитивным, что есть» в «идее структурности», поскольку хронологичность ведет к представлению, будто «единственно реальным для человека окажется последний день его жизни» [268]. На ее взгляд, чтобы прийти к «единству самосознания», аспекты жизни следует ранжировать по значимости (а не считать наиболее значимыми новейшие изменения).

Мысли Гинзбург (и Винокура) пересекаются с идеями одного из мыслителей, практиковавших философию жизни, – Вильгельма Дильтея – и с его герменевтикой искусства, когда она распространяется на понимание жизни (во многом вытекающее из его исследований психологии и литературы). Для целей нашего исследования особенно важна мысль Дильтея, согласно которой индивиды постепенно формируют «структурную связь» (нечто, имеющее отношение к самоосознанию индивидом его душевной жизни, ценностей, предназначения и творческих способностей) и в соответствии с ней действуют и развиваются. Исследователь, улавливающий «психическое единство» индивида, может не только постичь его прошлое, но и даже предсказать его развитие в будущем (то есть, выражаясь терминами Гинзбург, его судьбу). Дильтей рассматривает, как «структурная связь» развивается у индивида сообща со «своего рода структурой целого, с обществом». Для Дильтея «та жизнь была бы совершеннейшей, в которой всякий момент был бы исполнен чувства своей самодовлеющей ценности» [269].

В этом контексте можно понимать размышления Гинзбург об искусстве – его ценности, смысле и вкладе в этическое понимание жизни. Она пишет:

Вывести из тупика [субъективизма] может только руководящий принцип поведения. Представление о жизни человека, как о разрешении задачи, осуществлении назначения. Жизнь как становление, так что все пережитое имеет смысл опыта или этапа [процесса]. При становлении [то есть в процессе становления] последующее не снимает предыдущего; оно наращивается на предыдущее [270].