Абрам Рейтблат - Классика, скандал, Булгарин… Статьи и материалы по социологии и истории русской литературы [litres]

Как видим, министр народного просвещения, который должен стремиться к развитию литературы и журналистики, предлагает ужесточить цензуру, «прижать» журналистов и сузить тем самым сферу действия общественного мнения, а глава III отделения считает, напротив, что следует допускать публичную полемику и что существующий цензурный устав предоставляет достаточно возможностей для контроля. Это, конечно, не случайно, поскольку именно в николаевское царствование власть осознала (не без советов Булгарина), что душить общественное мнение нецелесообразно, гораздо эффективнее направлять его и, в нужных случаях, имитировать, как это происходило в «Северной пчеле», где нередко материалы, выражающие официальную точку зрения, печатались в качестве частных рассуждений и мнений.

11 декабря 1843 г. состоялось заседание Главного управления цензуры, специально посвященное этому вопросу, на котором присутствовали С. С. Уваров, его заместитель П. А. Ширинский-Шихматов, Л. В. Дубельт, Г. П. Волконский и др. В журнале этого заседания говорилось:

Господин председатель [то есть Уваров] предложил на рассуждение Главного управления цензуры дело о мерах, принятых по Санкт-Петербургскому цензурному комитету против неприличной полемики. Господин исправляющий должность попечителя Санкт-Петербургского учебного округа, заметив в критических журнальных статьях направление, не сообразное с цензурными постановлениями, подтвердил цензорам обязанность на будущее время не дозволять к печатанию личностей и поручил им напомнить всем издателям журналов о необходимости держаться существующих узаконений. Это распоряжение было поводом к письменному возражению на оное со стороны г. Булгарина, о котором г. исправляющий должность попечителя вошел с представлением. Г. министр народного просвещения, убеждаясь из беспрестанно повторяющихся примеров, что допускаемая в журналах литературная критика употребляется издателями во зло и что орудие журнальной полемики находится в руках, не всегда способных добросовестно владеть им, чтобы не оставлять ее долее у людей, которые не представляют правительству ручательства в благонадежности и не делать журналы ареной неблагородной вражды и личных обид, полагал полезным решительно прекратить всякую полемику для «Северной пчелы» и распространить силу этой меры и на другие издания, по крайней мере на некоторое время. Так как мера эта по существу своему входит в виды общественного благочиния и внутреннего порядка, то г. министр относился к г. генерал-лейтенанту графу Бенкендорфу, прося о сообщении его мнения по сему предмету. Отношением от 8 сего декабря за № 3930 граф Бенкендорф отозвался, что признавая письмо г. Булгарина дерзким и ни с чем не сообразным, он сделает ему должное, самое строгое внушение; меры же, которые г. министр народного просвещения предполагает принять, находит полезными и необходимыми.

За сим г. председатель предложил Главному управлению цензуры на обсуждение следующие постановления:

1. Всем частным периодическим изданиям, под каким бы названием они не появлялись в свет, запрещается подвергать критическому рассмотрению другие повременные издания, разбирать содержание и образ издания оных и входить в какие-либо суждения о лицах, занимающихся редакцией журналов и газет.

2. Периодическим изданиям, в состав которых входит литературная критика, дозволяется помещать разборы книг с таким однако ограничением, чтобы в суждениях своих они не касались личных и нравственных качеств сочинителей и чтобы, разбирая только подлежащую критическому рассмотрению книгу, не дозволяли себе порицать других писателей, которых произведения не составляют прямо и непосредственно предмета разбора в критической статье.

3. Сочинитель, коего книга, по его мнению, будет разобрана неосновательно в одном из периодических изданий, имеет право поместить в том же самом издании возражение свое, буде оно не противно смыслу 2-й статьи, в сем случае цензура обязана обращать бдительное внимание на содержание и изложение подобных возражений.

4. Издатель журнала или газеты, поместивший критическую статью, которая Главным управлением цензуры будет признана нарушающею смысл выше изложенных цензурных постановлений, немедленно будет лишен по решению Главного управления цензуры права на издание повременного сочинения; равномерно и цензор, дозволивший такую статью, удаляется от должности.

Главное управление цензуры, признавая эти меры соответствующими смыслу цензурных постановлений и распоряжений, которые принимались неоднократно в прежнее время, отчасти по воле Государя Императора, нашло полезным привести выше показанные правила в действие по крайней мере на некоторое время и предписать их цензуре к точному наблюдению с объяснением оных редакторам повременных изданий. Но как о дозволении журналов и газет вместе с программами оных, равномерно о запрещении их представляется по общему порядку на высочайшее разрешение государя императора, то Главное управление цензуры предоставило г. председателю испросить высочайшее соизволение Его Императорского Величества и на предполагаемые ныне меры ограничения критики и полемики в повременных изданиях 420 420 РГИА. Ф. 772. Оп. 1. Д. 1667. Л. 11–15. .

Опираясь на это решение Главного управления цензуры, Уваров подал императору докладную записку, в которой, как он вспоминал впоследствии, «предлагал разделить в периодических изданиях ответственность между авторами и цензорами» 421 421 Уваров С. С. О цензуре / Публ. М. М. Шевченко // Река времен: Книга истории и культуры. М., 1995. Кн. 1. С. 75. .

Никитенко записал в дневнике 16 декабря: «Князь Григорий Петрович Волконский вчера в цензурном комитете говорил следующее по поводу дела Булгарина. Министр сделал представление государю о необходимости дополнить и изменить цензурный устав. В нем будто дано мало средств для обуздывания литераторов, особенно журналистов. Он ссылался на попечителя, который будто бы требует его помощи, а министр сам имеет мало возможности делать что-нибудь решительное. Очевидно, Уваров хотел расширить свою власть. Говорят, он просил, чтобы ему было предоставлено право немедленно прекращать журналы, как скоро в них найдется что-нибудь бранное.

Государь отвечал, что цензурный устав достаточен и что, следовательно, нет никакой надобности дополнять его, а еще менее изменять. “У цензора довольно власти, – сказал он: – у них есть карандаши: это их скипетры”. За испрашивание же помощи велел сделать строгий выговор князю Волконскому, потому что эту помощь он должен бы найти в своих правах.

Тут что-то много темного. Кажется, князь заранее условился с государем дать делу такой оборот, а министра немножко надули. Что хорошего в этом – то, что цензурный устав остается неприкосновенным. В противном случае Бог знает, к каким еще стеснениям мог бы повести пересмотр его в настоящее время.