Людмила Егорова - История филологии

В университетах страны (тогда большей частью пребывающих в ста- тусе педагогических институтов) также велась интенсивная работа. Ярким примером тому служит деятельность научной школы Бориса Осиповича Кормана (1922–1983) в Ижевске (Удмуртия).

Защитив кандидатскую диссертацию по поэзии Максима Богдановича, Корман углубляется в теоретическую проблему автора, в котором он видел органический центр художественного текста и произведения в целом. Ав- тора он воспринимал как мощный побудительный импульс для возникно- вения, становления и завершения сюжетно-композиционной целостности произведения. Учёный обосновал системно-субъектный метод, разграни- чил такие понятия, как «лирический герой», «субъект речи», «субъект со- знания» и «персонаж ролевой лирики». Современные исследователи отме- чают, что хотя теория автора в литературоведении формировалась и до Кормана, однако лишь с разработкой системно-субъектного метода пони- мание структуры художественного текста и произведения вышло на прин- ципиально иной уровень. Б.О. Корман разрабатывал теорию автора, исходя из системно-субъектной целостности художественного произведения, уде- лял большое внимание формам авторского сознания («повествователь», «рассказчик», «лирический герой»). Справедливо считается, что концеп- ция образа автора, предложенная Корманом, есть не столько эстетическое умозрение, сколько методологическая установка, пригодная для самых широких исследований.

Защитив докторскую диссертацию (1965) на основе монографии «Ли- рика Н.А. Некрасова» (1964), Б.О. Корман возглавил кафедру в Удмурт- ском государственном университете (Ижевск), где сложилась широко из- вестная в научном мире школа его учеников и последователей.

Труды Б.О. Кормана выходили не только на периферии, но и в Москве. В последние годы он уделял большое внимание и проблеме чита- теля. Выявляя авторскую позицию, уточняя формы выражения нравствен-ного идеала в художественном произведении, исследователь учитывал от- ношение к автору реального читателя, его недовольство, например, «дур- ным» героем. «Читатель XX века не требует обязательного введения пер- сонифицированного носителя добра, хотя и остаётся на высоте нравствен- ных норм и воспринимает произведение как их реализацию».

Соотношение понятий «автор» и «читатель» Корман определял так:

«между кругом явлений, обозначаемых словом «читатель», и кругом явле- ний, обозначаемых словом «автор», существует глубокая внутренняя связь». Проблему читателя Корман соотнёс с собственной концепцией условности литературного произведения. Учёный дал чёткую градацию категории «читатель» и уточнил междисциплинарные связи, позволяющие её уточнить. Реальный читатель «изучается как социально-исторический и культурно-психологический тип и может быть соотнесён с реальным, био- графическим автором. Литературоведение соприкасается здесь с историче- ской наукой, культурологией и социальной психологией. <���…> Собственно (чисто) литературоведческий подход к читателю предполагает соотнесён- ность читателя с автором как носителем концепции произведения, неким взглядом на действительность, выражением которого является всё произ- ведение в его целостности. <���…> Hoситeль концепции предполагает чита- теля, который её адекватно воспримет, на которого она и рассчитана. Этот читатель есть элемент не эмпирической, а особой, эстетической реально- сти. Он формируется произведением, создаётся, компонуется им. В этом акте создания читателя принимают участие её компоненты, все уровни эс- тетического целого. Процесс восприятия произведения реальным, биогра- фическим читателем есть процесс формирования читателя как элемента эстетической реальности. Читателю произведение (автор, стоящий за ним и выразивший себя в нём) «навязывает» определённую позицию.

Степень скрытости автора, по Корману, может быть различной. Например, её может характеризовать выбор личных местоимений. При этом носитель речи выступает как член некоего единства. Поэтому в раз- ных стихотворениях даже одного поэта формы воплощения авторского со- знания могут быть различные.

Если субъектом речи выступает автор, то главным может быть не ав- тохарактеристика, а некие наблюдения, размышления обретают внеличное значение. Оно как бы отделилось от автора, но воздействует на читателя своей эмоциональной окрашенностью.

Более подробную характеристику вклада учёного в теорию литерату- ры можно найти в воспоминаниях В.П. Скобелева. Его статья «Гуманисти- ческое измерение и проблема автора», посвящённая 75-летию со дня рож- дения Б.О. Кормана, была опубликована в 70-м выпуске «Филологических записок» Воронежского университета (1996). Его личности и деятельности посвящён специальный выпуск Вестника Удмуртского университета «Тру- ды и дни профессора Бориса Осиповича Кормана» (Ижевск, 1997), вклю- чающий воспоминания Б.Ф. Егорова, Л. Гинзбург, Д. Максимова, Ю. Ман- на, В. Баевского, А. Гудакова, коллег по совместной работе.

Общие сведения о Московско-тартуской школе можно почерпнуть в

«Словаре по семиотике культуры» (2009) Светланы Махлиной, а также в монографии Карла Аймермахера «Знак. Текст. Культура» (1997), профес- сора университета в Бохуме (Германия). Симбиоз научного коллектива определился следующим фактором: в Москве работали лингвисты- семиотики, занимающиеся и литературой. Это был Сектор структурной типологии славянских языков Института славяноведения АН СССР, кото- рым руководили: с 1960 по 1963 г. В.Н. Топоров (он обосновал план рабо- ты такого сектора ещё в 1958 г.), а затем, до конца 1980-х — В.В. Иванов. Позже активную роль стала играть лаборатория структурной типологии языков при МГУ, где лидировал Б.А. Успенский.

В Тарту работали литературоведы, увлекающиеся и лингвистикой. Кафедрой русской литературы заведовал Ю.М. Лотман, выпускник Ленин- градского университета. Именно ему принадлежит инициатива объедине- ния двух ветвей отечественной филологической семиотики. Состоялись его первые контакты вначале с В.П. Топоровым, затем с В.В. Ивановым, И.И. Ревзиным, А.М. Пятигорским (он работал в Институте востоковеде- ния и в МГУ, но поддерживал связи с сектором). Их деятельность заинте- ресовала Лотмана ещё в начале его научного пути, а москвичей привлекала свобода мысли и возможности издательской деятельности в Тарту. Так складывалось неприемлемое для советского литературоведения научное направление. По данным Карла Аймермахера, к началу 1960-х гг. число учёных, входивших в Московско-тартускую школу, достигло почти 50 че- ловек. Популярность структурализма данной семиотической школы во главе с Ю.М. Лотманом объяснялась стремлением учёных уйти от официо- за марксистско-ленинской науки, противостоять ему (не в политическом, а именно в научном плане).