Людмила Егорова - История филологии

2) Субъективное описание, когда также нет смены авторской позиции, но всё действие в произведении последовательно изображается с какой-то одной точки зрения, то есть через призму восприятия одного какого-то ли- ца — рассказчика (повествующего от первого лица) или персонажа, рассказ которого ведётся от третьего лица. В этом случае местоимение первого ли- ца заменяется каким-то собственным именем или оно подразумевается: чаще всего это встречается в новеллах. Но главным героем может высту- пать даже не само лицо, впечатления которого описываются в произведе- нии, например, Натали в одноименном рассказе Бунина.

И в первом, и во втором случае позиция наблюдателя, с точки зрения которого производится оценка, характеризуется Успенским как реальная. В последующих случаях она существенно отличается от позиции повсе- дневного наблюдателя. В таких описаниях фактически используется не- сколько точек зрения, представленных в 3-й и 4-й позициях.

3) Смена авторских позиций, т. е. множественность его (автора) точек зрения. «Иначе говоря, в образы одних персонажей автор вживается, он, хотя бы на некоторое время, отождествляет себя с ними; можно сказать, что он как бы уподобляется актёру, играющему роль этих людей и перево- площающемуся в их образ. <���…> Другие персонажи в произведении могут, напротив, оставаться для него воспринимаемыми чисто внешне, со сторо- ны: он пишет их портрет, но не вживается в их образ. Иначе говоря, если одни персонажи в произведении могут выступать в роли субъекта автор- ского восприятия, то другие персонажи составляют исключительно его объект».

Таких героев можно назвать статистами. Или, напротив, они важны автору, но он хочет показать их глазами другого персонажа (Платон Кара- таев, старец Зосима в восприятии Безухова и Алёши Карамазова). В таких случаях герой предстаёт как загадка, которую надо разгадать другим. Так обрисован и Иван Карамазов, и только после легенды о великом инквизи- торе читатель начинает проникать в психологию Ивана. В этом разделе ра- боты дана подробная классификация персонажей, разработанная на основе «точек зрения».

Позицию повествователя в третьем случае Успенский называет отно- сительно реальной: «Автор как бы незримо участвует в действии».

4) Одновременное (а не последовательное) использование нескольких точек зрения, когда одновременно описывается внутреннее состояние са- мых разных людей, что не может быть доступно внешнему наблюдателю. Это уже синтез описаний с разных точек зрения, а не их соположение. Успенский сравнивает ситуацию с рассеянным светом (из разных источни- ков). В описываемом случае повествователь не находится в позиции непо- средственного участника действия, он как бы ставит себя над действием. В такой позиции писателю становятся доступны не только все поступки, но и все мысли и ощущения его героев. Позиция автора здесь ирреальна, он принимает точку зрения всевидящего и всезнающего наблюдателя. Но она может быть понятна как позиция ретроспективная (таковы главы «Лу- ковка», «Внезапное решение» в «Братьях Карамазовых»). Точка зрения ав- тора здесь как бы рассеивается, авторский объектив как бы скачет в беспо- рядочном движении, присоединяясь то к одному, то к другому из действу- ющих в сцене лиц. Можно было бы считать даже, что здесь имеет место последовательный переход от одного персонажа к другому (подобный то- му, какой был описан в случае III), но переход, конденсированный и убыстрённый до такой степени, что теряются границы микроописаний с каких-то отдельных (фиксированных) точек зрения. Такие описания нерас- членимо сливаются воедино. Функциональная роль такой общей синтети- ческой точки зрения особенно велика и отражает внутренний перелом, кульминацию душевного напряжения героев.

Специальная глава — пятая — посвящена взаимоотношению точек зре- ния на разных уровнях в произведении. Это сложная точка зрения, когда, как пишет Б.А. Успенский, учитывается несовпадение точек зрения, например, идеологической и фразеологической, идеологической и психо- логической; несовпадение пространственно-временной точки зрения с дру- гими, а также совмещение точек зрения на одном и том же уровне. При этом речь идёт не о смене авторской позиции, то есть не о переходе от од- ной точки зрения к другой в процессе повествования (этот случай уже не- однократно рассматривался Успенским выше), но именно о совмещении точек зрения, то есть об одновременном использовании при повествовании нескольких различных позиций. Это рассматривается учёным как резуль- тат наложения друг на друга нескольких несовпадающих между собой композиционных структур (вычленяемых при этом на одном и том же уровне анализа).

Специально рассмотрен в монографии вопрос о совмещении позиции рассказчика с какой-либо другой при повествовании в «Войне и мире» (в связи с чем выделяется два типа рассказчика и подробно рассматриваются их художественные функции). Рассматривается и «замещённая» точка зре- ния как возможный случай совмещения точки зрения рассказчика и персо- нажа.

У Б.А. Успенского также есть специальные статьи о поэзии: «К поэ- тике Хлебникова: проблемы композиции» и «Анатомия метафоры у Ман- дельштама». В 1995 г. увидела свет его монография «Семиотика искус- ства». Ему принадлежат многочисленные труды в области структурно- семиотического языкознания. Достаточно широкую известность получила работа Успенского «Экспрессивные выражения и культ матери-земли» (1987), в которой глубоко прослежены мифологические истоки русского мата.

К Московско-тартуской школе был близок академик Владимир Ни- колаевич Топоров (1928–2005), внёсший большой вклад в современное литературоведение. Филолог, специалист в области языкознания, методо- логии, он широко известен своими исследованиями творчества Пушкина и Достоевского, Блока и Ахматовой, других писателей-классиков. Является основоположником многих семиотических концепций, получивших при- знание во всём мире, блестящий знаток русской классической литературы и древних языков, автор 1200 публикаций, из которых 25 монографий. Его работы о петербургском тексте положили начало филологическим регио- нальным исследованиям топоса как воплощения географически- локального понятия средствами художественной литературы. Широкое признание В.Н. Топоров получил только в постсоветской России.

Показательна его книга «Эней — человек судьбы» (1993). Как замечает автор во «Вступительных замечаниях», его книга об «Энеиде» Вергилия возникла на пересечении двух кругов исследовательского интереса, внача- ле между собой несвязанных: интереса к пространству и к структуре тек- ста. Вначале остановимся на интересе к структуре текста, что завершает уже начатый разговор о структурно-семиотическом методе исследования художественного произведения. Так, в третьем — центральном — разделе книги автор обращается к таким вопросам, как сфера знакового, её состав, коды и раскодирование, роль знаков и знамений. Приводя многочисленные примеры из «Энеиды» Вергилия, Топоров раскрывает «суть знаков, с по- мощью которых обнаруживают себя те или иные смыслы». Это могут быть страницы троянской истории, участником которых был герой. «Эней, — пишет Топоров, — увидел себя как в зеркале, и субъект этой истории пред- стал перед самим собой как объект её». Потому-то и был он так изумлён, взволнован и душевно захвачен этими образами хорошо ему известных со- бытий, заставивших его впервые пережить всё заново вне непосредствен- ной связи с происходящим. Во дворце Дидоны Эней видит предметы (ков- ры, серебряную утварь, золотые кубки, на которых выбиты длинной чере- дой деянья славных предков, на подаренном ему Венерой щите он видит события италийской истории, выкованные самим Вулканом, обладающим провидческими возможностями и т. д.).