Дмитрий Быков - Иностранная литература: тайны и демоны

Как получилось, что дочь скульптора (так называется и автобиографическая повесть Туве Янссон), девушка из прелестной, доброй семьи, успешная карикатуристка-газетчица, замечательная художница, чьи фрески украшают многие общественные здания Финляндии, вошла в мировую литературу как автор восьми гениальных сказочных повестей? При этом Туве Янссон всегда страдала из-за того, что ее воспринимали только как создательницу «Муми-троллей». Она ведь написала еще и очень неплохой роман «Город солнца», несколько очень недурных книг-сказок, не имеющих отношения к «Муми-троллям», и несколько фантастических рассказов и притч. Некоторые ее рассказы, такие как, например, «Серый шелк», могли бы украсить любую антологию европейского черного готического рассказа, но муми-тролли съели всё. Муми-троллями расписаны финэйровские самолеты, Муми-долина – самый посещаемый музей в Финляндии, Муми-тролль – самый продаваемый сувенир в Хельсинки; причем не только детских сувениров вроде бесконечного количества муми-мам, муми-пап, но и вполне взрослых, которые принято дарить на свадьбу, например, двухэтажная кровать, наверху сидит фрёкен Снорк, а к ней по лестнице лезет трепещущий Муми-тролль. Эта взрослая жизнь муми-троллей – такая же естественная вещь, как и детские их приключения в «Шляпе волшебника». Муми-троллями пронизан абсолютно весь финский быт, и, когда вы входите в любой финский магазин, первое, что бросается в глаза, – невероятное количество вот этих меховых мумий, которые запечатлены во всех абсолютно ситуациях. Там и снусмумрики, там и хемули (правильно Хему́ль и, конечно, Хему-у-у́ль – это соответствует самой длине носа), и мюмлы, и, разумеется, муми-папы всегда в цилиндре, и муми-мамы в переднике с сумкой. У фрёкен Снорк, естественно, браслет на лапе, подаренный Муми-троллем.

Конечно, генезис муми-сказок значительно сложнее, чем мы можем подумать, и сами муми-сказки гораздо тоньше, гораздо необычнее, чем основной корпус сказочных текстов XX века. Когда передо мной возникает вопрос, есть ли у человечества будущее и преобладает ли вообще в человеке добро или все-таки зло и тупость, для меня очень существенный аргумент – муми-сказки Туве Янссон. То, что Туве Янссон с ее невероятно прихотливой фантазией, с ее горькими, трезвыми, сложными, грустными сказками, написанными для книжных детей, прежде времени повзрослевших; то, что она стала кумиром всех детей мира, а любят ее даже немножечко больше, чем Астрид Линдгрен, потому что уж за очень болезненные струнки, за очень тонкие она умудряется нас ущипнуть; то, что этот писатель стал абсолютным героем XX века, наводит меня на мысль, что этот век не проигран. Появись она сегодня, и то прославилась бы, хотя по сегодняшним меркам муми-тролли – абсолютные маргиналы. Все, что они любят в жизни: уют, добро, здравый смысл, поэзию, – все это совершенно не в тренде. И тем не менее, едва мы открываем первую страницу любой сказки Туве Янссон, мамы муми-троллей, как ее называют, мы немедленно погружаемся в этот мир и хотим в нем остаться как можно дольше.

Сама Туве Янссон на идиотские вопросы о причинах своей популярности и на мой идиотский две тысячи первый вопрос на эту тему всегда отвечала просто: «Муми-дол – это дом, в котором все хотели бы жить. Это просто дом, в котором мы жили в детстве. И поэтому нам так ужасно возвращаться в пустые дома нашего детства». Но, конечно, причина не только в этом. Причина в сочетании уюта Муми-долины и грозного мира, расстилающегося вокруг. Причина вот в этом страшном контрапункте. Потому что мир муми-сказок – это грозный, печальный, страшный мир. Мир после мировой войны или перед мировой войной, но это в любом случае мир-катастрофа. А Муми-долина – это зерно, ядро мира, которое невозможно разрушить. Вероятно, этот контрапункт всего точнее описал другой вечный подросток, другая вечная девушка, на которую очень похожа была Туве Янссон внешне, по крайней мере, по голосу и по интонациям. У Новеллы Матвеевой есть песня, слишком даже знаменитая, но никто даже не задумывается, о чем она, потому что музыка очень красивая. Это песня «Ветер» («Какой большой ветер…»). А это песня о том, что налетел на остров ветер, описанный с замечательной гиперболической избыточностью, такой сильный, что зажечь спичку – «как на лету взглядом остановить птичку», гвоздь под этим ветром сам входит в стену, корешок редьки вылез и врос в другую грядку. Такой ветер, что кажется, конец мира настал. Но чем разрешается песня?

То есть сущность мира – это все-таки не ветер. Сущность мира – это уютное ядро муми-дома, о чем есть уже и в Ветхом Завете:

…большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра, и там Господь [106] 3 Цар. 19:11, 12. .

Вот в муми-доме Господь, а вокруг бушует страшная черная вселенная.

Основа мировоззрения Туве Янссон – это мировоззрение ребенка, который родился в год самой страшной войны, в год Первой мировой войны, и первую свою сказку выпустил в 1945 году. Строго говоря, написала Туве Янссон первую сказку в 1938-м и сама придумала иллюстрации, но по-настоящему мир Туве Янссон – это мир 1940 года. Это начало для Финляндии самых катастрофических событий.

Многие сейчас с некоторым даже недоверием воспринимают весть о том, что когда-то скандинавская литература была впереди планеты всей. Когда-то главным спектаклем МХТ, Московского художественного театра, была постановка «Пер Гюнт» Генрика Ибсена со знаменитым Леонидом Леонидовым в главной роли. Я уж не говорю об ибсеновской «Норе» и вообще об ибсеновской драматургии, которая и в камерных психологических драмах, и в мистических поэмах вроде «Бранда» и «Пер Гюнта» была самым мощным фактором влияния на русскую литературу. Кнут Гамсун, с его «Голодом», с «Паном», с «Викторией», с «Мистериями», впоследствии с «Плодами земли», был самым читаемым европейским писателем в России. Это потом, когда Гамсун поддержал нацистов, его перестали помнить. И, конечно, Август Стриндберг, самый знаменитый, самый любимый Александром Блоком, самый ненавидимый Василием Розановым, Стриндберг-безумец, с его «Красной комнатой», «Фрёкен Жюли», «Сонатой призраков», был символом семейного разлада и женоненавистничества Серебряного века. Сельму Лагерлёф, первую женщину, получившую Нобелевскую премию по литературе, знали во всем мире далеко не только как автора «Чудесного путешествия Нильса с дикими гусями». (Кстати, «Путешествие Нильса…», как и «Путешествия Гулливера» Свифта, обработано у нас до тоненькой книжечки, а вообще это огромная книга, задуманная вполне прагматически, как путеводитель по Скандинавии, по ее истории, по ее географии.) Белинский восторженно рецензировал романы Андерсена, еще не зная его сказок. И датская литература, и шведская, и норвежская, и знаменитая финская «Калевала», которая была источником вдохновения для множества русских поэтов и, что еще значительнее, для художников, – все это создало феномен так называемого северного модерна, который через Петербург нам особенно доступен.