Людмила Зубова - Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020 [калибрятина]
- Название:Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020 [калибрятина]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:ООО «ЛитРес», www.litres.ru
- Год:2021
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Людмила Зубова - Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020 [калибрятина] краткое содержание
Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020 [калибрятина] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
В заключительной реплике матери имплицитному индикативу (* поёшь ) противопоставлен императив ( поешь ). Моральная поддержка, таким образом, направлена, на поверхностном уровне, только на бытовую ситуацию.
Но обратим внимание на то, что финал стихотворения соотнесен с началом текста: Было, не осталося ничего подобного: / Сдобного-съедобного, скромного-стыдобного . Здесь интересно совмещение современных значений субстантивированных прилагательных с их архаическими значениями, важна рифменная импликация слова скоромного . Во всем этом есть метафоризация: под свойствами еды подразумевается не только пища телесная, но и духовная. Соответственно, в последнем слове поешь можно видеть аналогичную метафору.
Значимый аграмматизм числа можно наблюдать и во фрагменте: А я ни та, ни ся, – какие? Формой женского рода семантизируется фразеологизм ни то, ни сё , местоимения указывают, в отличие от фразеологизма, на конкретного человека, названного разными именами. Формой какие вместо нормативного какая (или, еще правильнее по речевому стандарту, кто ) автор стихотворения ориентирует читателя на восприятие множественности личностей и на их свойства.
Любопытно отметить, что и у В. Строчкова, и у М. Степановой наличие системных вариантов предложного падежа во-первых, связано с разными именами одной и той же личности, а во-вторых, с темой расщепленного сознания.
Сопоставление, оно же и противопоставление системных вариантов форм предложного падежа встречается в современной поэзии довольно часто.
У Владимира Салимона социально-просторечная форма следует за нормативной – как поправка и уточнение:
…Это что еще за мусор, что за дрянь,
что за вздор?
Матерь Божья, это ж руки я
распростер.
Это ноги я протянул и лежу.
Голый… Босый… Как на пляже… На пляжу!
Владимир Салимон. «Час за часом, раз за разом, как назло…» 195.
Отказ от нормативной формы в этом тексте изобразителен: расслабленность физическая передается расслабленностью речевой.
Возможно, что у этих строчек есть претекст – песня из репертуара Аркадия Северного «Надену я черную шляпу…» со словами: Надену я чёрную шляпу, / Поеду я в город Анапу, — / И там я всю жизнь пролежу / На солёном как вобла пляжу. // Лежу на пляжу я и млею, / О жизни своей не жалею, / И пенится берег морской / Со своей неуёмной тоской (автор слов неизвестен).
Конечно, форму на пляжý очень поддерживает рифма лежу .
Не менее просторечными оказываются формы предложного падежа с ненормативным окончанием - е на месте нормативного - у :
Я лежу на животе
С папиросою во рте,
Подо мной стоит кровать,
Чтоб я мог на ней лежать.
Как внизу лежит сосед.
<���…>
Под кроватию паркет,
В нем другой дощечки нет,
И он видит сквозь паркет,
Как внизу другой сосед.
На своем лежит боке
С телевизором в руке.
По нему идет футбол.
И сосед не смотрит в пол.
Игорь Иртеньев. «Вертикальный срез» 196;
Контекстуальная дифференциация падежных вариантов нередко сопровождается авторской рефлексией. Поскольку при эволюции склонения многие формы существительных получили стилистические и семантические коннотации, связанные как с языком сакральных текстов, так и с диалектно-просторечной сферой функционирования языка, системная вариантность падежных форм оказалась значительным ресурсом поэтического смыслообразования:
В мире, более реальном,
чем приспущенный февраль
над моим районом спальным,
тянущимся к Богу в рай,
не в миру моем – но в Мире,
сквозь безумную Дыру
мечущем своих валькирий
многоглазую икру
на совдеповские стены
и неровный потолок —
в пограничной мне Вселенной
вижу, вижу диалог
двух равновеликих наций
под синхронный перевод:
дескать, нечего стесняться!
мы – народ и вы – народ.
Виктор Кривулин. «Телемост» 197;
Горжусь я, что в своей стране,
В родном краю (нет, в «отчем крае»)
Я знаю все, что могут мне
Сказать в автобусе, в трамвае.
Владимир Вишневский. «Незаконная гордость» 198.
В стихотворении Виктора Кривулина форма в миру соотнесена с понятием мирской жизни, а форма в Мире – с понятием метафизическим, что маркировано заглавной буквой существительного. Владимир Вишневский, иронизируя над современными условиями жизни, не похожими на условия жизни классиков, кавычками обозначает переход в иную стилистику, и эти кавычки можно понимать одновременно и как цитатные 199, и как иронические.
Родительный падеж тоже, хотя и в меньшей степени, представлен различными системными вариантами:
Се был Москвы передовой собор,
В австрийстем Риме община монасей.
К чужим дозор, а от чужих забор,
За коим сонм ученых ипостасей.
Там в русской филологии запор
Усердный тайнописец Копростасий
Навеки вызвал, «Слово о полку»
По вдохновенью взявши с потолку.
Андрей Сергеев. «Шварц» 200;
Моха чёрная летела
выше прочей мелюзги.
Утомилася и села
на высоком берегу.
<���…>
Моха кушала компосту,
запивала молоком,
благосклонно улыбалась
сиволапым мужикам.
Александр Левин. «Моха и поселяне» 201.
В грамматическом карнавале Александра Левина форма компосту может читаться по-разному – и как родительный партитивный падеж, и как винительный женского рода. Если это воспринимать как родительный партитивный, то обращает на себя внимание лексический абсурд: форма компосту , грамматически уподобляясь формам типа сахару , меду , чаю , указывает на обыкновение есть или пить что-то привычное и вкусное. Получается, что ситуация описывается с точки зрения Мохи. Возможно, в данном случае существенна и фонетическая близость слов компост и компот . Противоречие между лексикой и грамматикой состоит и в том, что глагол кушала – несовершенного вида, а родительный партитивный употребляется с глаголами совершенного: можно выпить чаю , но не * пить чаю , положить сахару , но не * класть сахару , съесть меду , но не * есть меду .
Любопытный пример рефлексии при выборе вариантной падежной формы родительного падежа имеется у Дмитрия Бобышева:
Умри за клок земли, пусть он загажен, выжжен! —
плотина-Мать на осетра орет.
Он – оземь из воды. А было: люд – на гибель
во имя имени… Или – имен? Имян?
Навороти любые глыбы, —
всё в прорву унесет река времен (времян)…
Дмитрий Бобышев. «Реки» 202.
Бобышев архаизированными вариантами слов 203описывает бренное как вечное, символизирует ситуацию, ориентируясь на противоречивые классические образцы: Река времен – знаменитая цитата из стихотворения Г. Р. Державина «Река времен в своем стремленьи…», форма времян связывается в сознании прежде всего с фрагментом из поэмы Пушкина «Евгений Онегин»: Но эта важная забава / Достойна старых обезьян / Хваленых дедовских времян . Есть эта форма и у К. Батюшкова. Л. А. Булаховский отмечал, что в XIX в. такие случаи единичны, а в XVIII в. форма времян встречалась «относительно нередко» (Булаховский 1954: 75).
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: