Владимир Новиков - Новый словарь модных слов

Не люблю слово «трудоголик». В нем мне видится сочетание маниакальности и позерства. Англоязычный «workaholic», по крайней мере, происходит от нейтрального слова «работа», а наш — от слова высокого стиля «труд», слова в нормальной речи неуместного, плакатного и помпезного. Когда будущему публицисту Власу Дорошевичу в гимназий задали сочинение на тему «Терпенье и труд все перетрут», он, нарываясь на двойку, написал ровно одну фразу: «Да, конечно, терпение и труд все перетрут, например здоровье». А уж во что превратился культ труда потом, когда возникло жуткое слово «трудящиеся»! Один всемирно известный физик, приехавший в советский НИИ, услышал привычную у нас похвальбу: мол, работаем двадцать четыре часа в сутки! «А когда же вы думаете?» — резонно спросил корифей науки. Толковая работа неизбежно включает в себя паузы для расслабления, отдыха, преодоления инерции.

Трезвость не есть норма жизни, тем более этой нормой не является пьянство. Нормальный человек — этот тот, кто «употребляет» умеренно, для разрядки стресса и здорового наслаждения. Точно также существуют две аномалии — безделье и «трудоголизм». Обществу нужны не «трудоголики», а профессионалы, работающие эффективно, с реальной пользой. Храни Господь нас и наших близких от всех болезненных страстей, в том числе и от трудоблудия!

У этого слова становится все больше противников, а поклонников и защитников почти не осталось. Тем не менее оно живет припеваючи, нагло влезает в любой разговор, а в научных словарях фигурирует с пометкой «очень частотное». Можно понять тех, кого оно раздражает: невзрачное словцо незнатного, жаргонного происхождения стремительно проникает во все сферы, за короткое время оно сделалось своего рода речевым олигархом, скупившим целую тьму значений.

Поначалу тусовкой называли молодежную компанию, а «тусоваться» означало: слоняться без цели, общаться в пределах некоторого пространства. «Тусовочность» связывали также с бытом богемы, преимущественно музыкальной, с жизнью хиппи и различных полукриминальных сообществ. Но с какого-то момента тусовками стали подряд называть все собрания, совещания, корпоративные вечеринки, балы, фуршеты, торжественные обеды и ужины, презентации, премьеры-прогоны, пресс-конференции, научные симпозиумы, фестивали, конкурсы,

съезды различных партий, международные форумы. Слово «тусовочный» приобрело значение «светский», «тусовщик» — «завсегдатай», а глагол «тусоваться» — «вести активно-публичный образ жизни». Вездесущая «тусовка» в смысловом отношении продвинулась от неформальности и хаотичности до высшей степени организованности и иерархичности. Своя тусовка у бомжей, своя — у звезд мирового экрана, своя — у глав государств.

Мы все где-нибудь да тусуемся. Если какой-нибудь фарисей начнет вам говорить, что он не входит ни в какие тусовки, — не верьте ему. Просто принадлежность к престижно-закрытым тусовкам принято скрывать и маскировать.

Что же получается в итоге? Что «тусовка» — это любое значимое публичное событие, любая профессионально-корпоративная или Неформально-духовная общность? Боюсь, что дело обстоит именно так. И все мы, независимо от возраста, образования и рода занятий, принуждены пользоваться нелюбимым, но незаменимым словечком.

Вот вам конкретный пример. Как называются мероприятия, проводимые литературными журналами по случаю их юбилеев или в связи с торжественным вручением их авторам ежегодных премий, а также традиционный контингент посетителей подобных акций? Двадцать пять приведенных выше слов легко сокращаются до двух: «толстожурнальная тусовка». Так говорят литераторы и журналисты, входящие в названный круг лиц — просто для ясности, без всякого выпендрежа. Слово «тусовка» стало не только общепринятым, но и стилистически нейтральным, И универсальным. Тусовка — это и школьная дискотека, и годовое собрание той или иной академии.

Здесь точнее всего будем аналогия с джинсами. Когда-то брюки из плотной хлопчатобумажной ткани, окрашенной индиго, носили исключительно иностранцы, стиляги и тусовщики-фарцовщики. Порядочному взрослому человеку появиться в такой одежде на людях было немыслимо. А теперь трудно, пожалуй, найти человека, в гардеробе которого джинсы отсутствуют. Даже восьмидесятилетние ветераны разгуливают по городу в синих иди голубых штанах с металлическими заклепками. И на свои ветеранские тусовки в них приходят.

Если вы можете предложить более удобный и практичный фасон штанов, чем джинсы, — быть вам миллионном. Если у вас есть хороший вариант для замены слова «тусовка» — дайте нам знать. Миллиона не обещаем, но место в истории русского языка можем вам гарантировать.

Это жаргонное слово можно считать одним из символов нашей эпохи. Его синонимы — кайф, забвение, расслабуха, нирвана. Тянет людей не просто уйти от своих проблем и забот, а прямо-таки улететь от обыденности. Оттянуться, оторваться по полной… В современном разговорном языке складывается гедонистическая картина мира, где на первом месте не добро, не истина, не красота, а удовольствие как таковое.

В самом словечке «улёт», однако, чувствуется ущербность. Не станет оно в один ряд с полетом. Потому что духовный полет — это реальность, хотя и названная метафорически. А «улёт» — обманка, иллюзия. Это не движение ввысь, а сползание в банальную пустоту.

А что думает современная литература о разнице между полетом и «улётом»? В романе Ольги Новиковой «Гедонисты и сердечная» на первый план вышел конфликт между душевно щедрой героиней и окружающими ее «наслажденцами». Заканчивается произведение таким философским итогом:

«Низок раб наслаждения. „Мне хорошо…" Это не цель, это средство, это только хворост. Годится, чтобы кинуть в топку труда или самоотверженной любви…»

Эпитет «успешный» недавно съездил за границу и вернулся оттуда солидным, пополневшим в смысловом отношении. Вспомним, каким он был «до того»: «сопровождающийся успехом, удачный» — так и только так говорилось о нем в толковых словарях. Успешным можно было назвать какое-нибудь дело, мероприятие, но не человека. Для характеристики личности использовалось прилагательное «преуспевающий», имевшее, кстати, легкий оттенок неодобрительности: недаром в словаре С. И. Ожегова в качестве примера его употребления приведено сочетание «преуспевающий делец».

Но вот наш «успешный» встретился за рубежом со своим английским коллегой по имени «successful», который живет гораздо богаче, свободно сочетаясь и с названиями дел, и с наименованиями людей. В англо-русских словарях эти значения до сих пор даются под разными цифрами: «1. успешный, удачный; 2. преуспевающий, удачливый». Русский язык, в отличие от английского, долгое время упорно отделял труд от труженика, общественное от личного.