Леонид Кременцов - Русская литература XIX века. 1801-1850: учебное пособие

Стихотворение представляет собой единый синтаксический период с восходящей частью (троекратным повторением союза «когда» в начале трёх первых строф) и нисходящей частью (четвёртая строфа с двукратно повторенным наречием «тогда»), причём первая – восходящая часть – гораздо более развёрнута, чем вторая – нисходящая. От постижения внешнего мира природы в первых трёх строфах, через её одушевление (нива «волнуется», лес «шумит», слива «прячется», ландыш «приветливо кивает головой», ключ «лепечет… таинственную сагу») поэт движется к постижению мира внутреннего и раскрывает состояние человека в тот момент, когда растворяются противоречия между рассудком и сердцем, земным и небесным, и высшей точкой в душевном восхождении героя становится осознание божественной сущности мироздания:

М.Л. Гаспаров, проанализировав семантическую композицию стихотворения, показал точное соответствие формы и структуры его внутреннему содержанию и сделал важный вывод: «Композиционной схеме “Когда… Когда… Когда… Тогда: Бог” соответствует семантическое движение “извне – вовнутрь, из материального мира в духовный мир… и от души к мирозданию, но уже просветлённому и одухотворённому”».

Но есть для лермонтовского лирического героя и ещё один путь обретения «свободы и покоя» – это сон. Мотив сна, как уже отмечалось выше, проходит через всё творчество поэта, он созвучен размышлениям шекспировского героя:

Лермонтов, как и Шекспир, сопрягает понятия «сон» и «смерть» и размышляет над гамлетовским вопросом в стихотворениях «Ночь», «На картину Рембрандта», «Смерть», «Я видел сон…» и, конечно, самом известном из этого ряда – стихотворении «Сон» (1841), написанном незадолго до роковой дуэли с Мартыновым. В.В. Набоков писал о том, что это стихотворение можно было бы назвать «Тройной сон», потому что композиционно оно представляет собой закрученную спираль с зеркальным отражением снов героя и героини. Перед нами разворачивается своеобразный «сон во сне», и, с одной стороны, сон уподобляется смерти («…но спал я мёртвым сном»), а с другой стороны – сну уподобляется жизнь, причем граница между явью и сновидением предельно зыбка:

Кроме зеркального отражения снов, в стихотворении можно отметить ещё целый ряд зеркальных оппозиций, организующих его художественную структуру: день – ночь (в полдень герою снится вечер, а героине, наоборот, – полдень), свет – тьма (естественный полдневный жар и сияющий искусственными огнями вечерний пир), жар – холод («полдневный жар» в первой строке стихотворения и «хладеющая струя» крови в последней). Однако при таком важном значении в структуре стихотворения антиномий в целом оно оставляет впечатление гармонии, слияния дум, душ, снов, жизней героя и героини.

Все обозначенные нами ведущие мотивы лирики Лермонтова – одиночества, странничества, сна, любви, бунтарства и поиска высшей гармонии – сливаются в одном из последних его лирических шедевров «Выхожу один я на дорогу…» (1841), причём сливаются уже в первой его строке. Поразительна мелодика этого стихотворения. Оно открывается величественной картиной Божьего мира, красота и гармония которого осознается лирическим героем:

Ночная, спящая земля тиха и пустынна, её покой хранит свет далёких звёзд. Дорога, туман, ночь, пустыня, звезда – каждый образ лермонтовского стихотворения становится символом, от которого незримые ниточки протянуты ко всему предшествующему творчеству поэта. Гармония Вселенной восхищает лирического героя, но слиться с ней он не может:

Как и в стихотворении «Когда волнуется желтеющая нива…», мысль и чувство поэта движутся от мира внешнего к миру внутреннему, к поиску того состояния, когда обретение гармонии между человеком и миром не нарушится неразрешимыми вопросами, терзающими душу. Это состояние есть волшебный сон героя, который не есть смерть («но не тем холодным сном могилы»), но и не есть жизнь в обыденном представлении («чтоб в груди дремали жизни силы»). Это некое высшее состояние «свободы и покоя», которое передаётся в последней строфе стихотворения сладким, завораживающим, мелодичным звучанием мягкого, «лелейного» звука «л». Это то состояние, когда человеческой душе становится внятна высокая мелодия божественной любви:

Необычайная искренность, яркая эмоциональность, но при этом глубина постижения жизни и отточенное поэтическое мастерство сочетаются в лучших образцах лермонтовской лирики. Мысль поэта находила воплощение в самых разнообразных стихотворных формах – в лирических медитациях, в стансах, балладах, думах, сатирах, эпиграммах и ораторских монологах. Нередко в стихотворениях находили первоначальное выражение замыслы многих его произведений больших форм, к которым и следует теперь обратиться.

Поэмы.Перу Лермонтова принадлежат около тридцати поэм, включая незавершённые замыслы. В первых его опытах в этом жанре («Черкесы», «Кавказский пленник», «Корсар», «Преступник», «Олег», «Два брата» и др.) прослеживается явное влияние «южных» романтических поэм А.С. Пушкина и произведений Дж.-Г. Байрона, однако и в романтические поэмы Лермонтов внёс целый ряд своих, специфических черт.

Прежде всего, в центре лермонтовских поэм уже знакомый нам по лирике герой, живущий страстной, напряжённой внутренней жизнью, именно с этим связана их повышенная эмоциональность и экспрессивность. Именно поэтому Лермонтов чаще всего выстраивает «вершинную» систему персонажей и отдаёт предпочтение хронологическому изложению событий с краткой экспозицией и стремительным развитием действия. В большинстве лермонтовских поэм органично сочетаются драматические и описательные элементы. К первым можно отнести сосредоточенность действия вокруг нескольких драматических ситуаций, обилие развёрнутых монологов-исповедей главных героев и диалогов, состоящих из кратких, быстрых, отрывочных реплик. С другой стороны, великолепные пейзажные описания встречаются и в ранней поэме «Измаил-Бей», и в зрелых произведениях этого жанра – «Мцыри» и «Демон».