Леонид Кременцов - Русская литература XIX века. 1801-1850: учебное пособие

Учёные-литературоведы, проводя параллели между пушкинской и лермонтовской лирикой, всегда отмечают, что, учась у Пушкина, молодой поэт вместе с тем с самого начала избегал прямых повторений и искал новых поэтических путей. «Лермонтов, – пишет Б. Эйхенбаум, – как будто сознаёт стоящую пред ним историческую задачу: овладеть искусством Пушкина, но суметь найти новый путь для поэзии, соответствующий настроениям, исканиям и мыслям новой эпохи. Он подхватывает оставленного Пушкиным Байрона; он пробует писать во всех жанрах, переходя от лирики к поэмам, от поэм к драме, и жадно изучает русскую и мировую литературу».

Исследователи лермонтовского творчества также отмечают, что его лирический герой отличается внутренней цельностью и, переходя из стихотворения в стихотворение, терзается одними и теми же проблемами, как бы ни отличалась их разработка. Действительно, можно выделить несколько сквозных мотивов лирики Лермонтова – мотив странничества, одиночества, судьбы, сна и смерти (последние часто у поэта сливаются и переплетаются).

Лирический герой Лермонтова – всегда гонимый миром странник: затерянный в «тумане моря голубом» ищет бури Парус; «носясь меж тёмных облаков» врывается в мир поэта Демон; «дубовый листок оторвался от ветки родимой»; «по лазури весело играя», умчалась «тучка золотая»; чьей-то неведомой рукой занесена в чужие края ветка Палестины; даже Ангел в одноименном стихотворении предстает перед читателем летящим «по небу полуночи». Такой герой не находит себе места ни на земле, ни в небе; странствие – его судьба, его удел, его отрада и страдание, его состояние души. Он лишен Дома и в жизни, и в смерти: – умереть ему, как правило, также суждено в пути, как Печорину, герою последнего лермонтовского романа. Его Дом везде и нигде.

Чем вызвана эта вечная неуспокоенность? Прежде всего, отсутствием смирения в душе лермонтовского героя, изначальным неприятием своего места в земном мире, где люди чёрствы и холодны, где нет места искренним порывам и стремлениям, где пророк, вознамерившийся «глаголом жечь сердца людей», обречён быть изгнанным и отверженным:

В чём ищет спасения душа лермонтовского странника, в чём может обрести отраду? Перед ней открываются два пути – путь бунта и путь гармонии, путь богоборчества и путь молитвы. «Трудно понять и объяснить, какой психологический механизм стоит за этим явлением, – размышляет B.C. Баевский. – Словно бы в поэте уживаются две личности и попеременно проявляются в творчестве. Или словно бы в этом сложнейшем механизме присутствуют два регистра, и поэт, по своему желанию или непроизвольно, включает то один регистр, то другой… Сквозь годы Лермонтов пронёс и осуществил – в «Демоне» пессимистический вариант, в «Мцыри» – гармонический вариант романтического героя».

В художественном мире Лермонтова мотивы бунта и смирения, «бури» и «покоя» неизменно противостоят друг другу как два начала, не поддающиеся даже относительному сближению, и выбор лирический герой всегда делает в пользу одного из этих начал. «Буря» и «покой» – взаимоисключающие полярности в мире романтических идеалов, – пишет В.М. Маркович. – Романтический «покой» не просто душевное состояние, несущее отдых и забвение. Это состояние высшее, как бы проясняющее и концентрирующее в рамках одного мгновения всю гармонию бытия. Это, если можно так выразиться, «нирвана» самого бытия – неподвижное, всеразрешающее блаженство его абсолютной цельности, в которой уже бесследно исчезли любые диссонансы. Отзвуки такого идеала можно уловить в поэме «Мцыри» и в стихотворении «Выхожу один я на дорогу…» – этих романтических шедеврах Лермонтова. «Буря» в поэзии романтиков (и в частности, у юного Лермонтова) тоже не равнозначна олицетворению душевных или житейских волнений и тревог. Это особое идеальное состояние мира, противоположное гармонии. Мотив «бури» объединяет в себе ощущение первозданного хаоса, необузданной свободы и яростной борьбы, которая сталкивает и смешивает в напряжённо-противоречивом единстве все разнородные стихии сущего».

Если лермонтовский герой вступает на путь демонизма и бросает вызов земле и небесам, рождается стих, «облитый горечью и злостью», разочарованием в себе и своем поколении: «Мой Демон», «И скучно и грустно», «Дума», «Как часто пёстрою толпою окружён», «Прощай, немытая Россия…» и др. Тогда вывод поэта резок и неутешителен:

Однако вместе с бунтарством в лирическом мире Лермонтова живет и молитва, стремление к гармонии и покою, и тогда включается иной поэтический регистр и из-под пера поэта рождаются «Молитва», «Ангел», «Когда волнуется желтеющая нива…», «Выхожу один я на дорогу…», «Родина» и др. Можно даже сказать, что молитва становится особым жанром лермонтовской лирики («В минуту жизни трудную…», «Не обвиняй меня, всесильный…», «Я, Матерь Божия, ныне с молитвою…»). Примечательно, что последнее из перечисленных стихотворений в автографах поэта было озаглавлено «Молитва странника». Только в молитве, в доверительном обращении к Богу, в минуты душевного просветления и возможно для лирического героя постижение если не «счастья на земле», то лёгкости и гармонии бытия.

Процесс восхождения лирического героя к духовной гармонии, постижения божественной красоты мира раскрывается в одном из самых загадочных лермонтовских стихотворений «Когда волнуется желтеющая нива…» (1837), которое, по мнению исследователей, представляет «редчайший случай гармонизации личного и внеличного» и позволяет «увидеть в расцвете и созревании природы процесс, сопрягаемый с развитием души, достигающей своей высшей зрелости в постижении красоты как воплощения сущности мироздания».