Валерий Даниленко - Введение в языкознание: курс лекций

Контрастивная лексикология выявляет лексическое своеобразие («характер», как сказал бы В. Гумбольдт) изучаемого языка в сравнении с другими. Это своеобразие может заявлять о себе, например, при сравнении языков по степени распространённости в них заимствованной лексики. По наблюдениям чешских авторов (см.: Пособие по лексикологии русского литературного языка / Под ред. Л.В. Копецкого. Прага, 1974), в частности, по числу заимствований русский язык опережает чешский. Вот почему на месте русских заимствований мы обнаруживаем в чешском языке исконные слова: гавань – přistav, марка – znamka, градус – stupen, экватор – rovnik и т. п. Но самым патриотичным среди индоевропейских языков, очевидно, является исландский: « футбол » по-исландски « кнатте-пурна » ( пинание мяча ), « дыня » – « троллепли » ( яблоко великана ), « мотороллер » – обозначается исконным сложным словом, в переводе звучащем как « гремящая гадюка », « кинофильм » – как « живой образ », « ракета » – как « огненный полёт » и т. д.

Исландский язык осуществил мечту главы пуризма в начале XIX в. A.C. Шишкова, предлагающего « галоши » заменить на « мокроступы ». Зато другой германский язык – английский– может рассматриваться как чемпион по заимствованиям – из французского. Он чуть ли не наполовину романизирован в связи с завоеванием в Средние века Англии Францией. Список французских слов, вошедших в английский, можно продолжать до бесконечности. Приведу лишь некоторые примеры из книги H.H. Амосовой «Этимологические основы словарного состава современного английского языка» (М., 1956. С. 126): age, army, art, beauty, colour, dinner, dress, enemy, force, government, glory, image, nature, people, reason, religion, paradise, prison, peace, war.

Лексическое своеобразие того или иного языка, бесспорно, может выявляться на уровне полисемии, омонимии, синонимии, гиперонимии и т. п. явлений. Это сделано по отношению к русскому языку в сравнении с чешским, например, в вышеуказанной книге чешских авторов. Возьмём здесь, однако, другую книгу – «Сравнительную типологию французского и русского языков» В.Г. Гака и обратим внимание на особенности лексической полисемии во французском. Среди этих особенностей В.Г. Гак, в частности, указывает на тот факт, что во французском более широко используются зрительные метафоры и метонимии, тогда как в русском– слуховые (так, русское прилагательное « глухой» может использоваться в переносном значении в таких выражениях, как « глухое место », « глухое окно », « глухое платье », что во французском невозможно), зато в нём, в отличие от русского, употребляются такие выражения, как examen blanc « экзамен без оценки, зачёт » ; etre vert « быть крепким » и т. п., где употреблены прилагательные со значениями « белый » и « зелёный ».

Другой пример: среди русских метафор, возникших в результате переноса наименований с животных на людей, в отличие от французского, не фигурирует « дрозд », зато французы могут сказать о красивом юноше: beau merle. Своеобразие французских тропов часто объясняется наличием в них артиклей и т. п. служебных слов: la jeunesse « молодость, молодежь » – une jeunesse « молодая особа » , le fer « железо » – un fer « изделие из железа » и т. п. Но артикли не могут расцениваться как непреодолимое препятствие в языках, где они имеются, для образования тропов. Возьмём, например, строчки из стихотворения Г. Гейне Las ab! « Оставь! »:

Она здесь – der Tag « день » , der Frühling « весна » , das Leben « жизнь », а он – die Nacht « ночь » , der Winter « зима » , der Tod « смерть », несмотря на неподходящие в большинстве случаев артикли.

Но наибольшее хождение в XX в. приобрёл полевой подход к выявлению лексического своеобразия того или иного языка. Этим мы обязаны в первую очередь неогумбольдтианцам и, в особенности, Л. Вайсгерберу. «Полем» в лингвистике называют те или иные группировки языковых единиц, которые объединены определенным содержанием. Так, Л. Вайсгербер исследовал лексические поля цветообозначений и родственников в разных языках. Он, в частности, обнаружил, что во всех языках имеются отдельные слова для обозначения близких родственников – матери, отца и т. п., но различия между языками возникают, когда речь заходит о лексических обозначениях дальних родственников – тестя и тещи, свекра и свекрови, деверя и золовки и т. п. (см.: Вайсгерберг Л. Родной язык и формирование духа. М., 1993. С. 109). Неогумбольдтианцы выявили, что разные языки по-разному членят мир с помощью слов, т. е. по-разному его вербализуют (ословливают). Вот лишь некоторые известные примеры:

1) в русском языке слова « рука » и « нога » обозначают конечности у человека в целом, а во французском, немецком и английскомнет таких слов, зато есть пары, которые делят руку или ногу на части: main – bras, jambe – pied; Hand – Arm, Bein – Fus; hand – arm, foot – leg,

2) в немецком нет слова, которое обозначает палец как на руке, так и на ноге, но имеются отдельные слова для пальца на руке и на ноге: Finger – Sehe;

3) в немецком языке употребляются одни и те же слова по отношению к понятиям, которые в русском лексически различаются: жениться – выходить замуж, женатый – замужняя, голубой – синий, давать взаймы – брать взаймы;

4) с другой стороны, в русском языке есть обобщающее слово « сутки », во французском, немецком, английском и других языках нет подобной лексемы. В них сутки обозначаются описательно: le jour et la nuit, der Tag und die Nacht, the day and the night.

В конечном счёте оказывается, что в разных языках заключена особая лексическая картина мира. Она имеет две стороны – количественную и качественную. Первая из них связана с количеством слов, имеющихся в том или ином языке, а другая – с их внутренней формой.

«Миросозидательная» роль количественной стороны лексической картины мира бросается в глаза. В самом деле, с детских лет человек воспринимает мир сквозь призму слов, которые он слышит от других людей и с помощью которых он сам его осмысливает. Чем больше слов в его родном языке, тем более конкретным становится его представление о мире, тем больше возможностей он имеет для духовного и практического освоения мира. Если мы имеем дело с языками, имеющими обширный запас слов (а таким запасом обладают языки цивилизованных народов), тем большими возможностями располагают их носители для познания мира в его конкретной полноте. Напротив, языки народов с неразвитой культурой, словарный запас которых не столь богат, как у народов высокой культуры, не располагают подобными возможностями.