Илья Кукулин - Машины зашумевшего времени

в) активизация путем освобождения (вырезание) от инертного фона и перенесение его на активный цвет (предельный контраст ахроматического цвета с хроматическим)» [67] Клуцис Г. Фотомонтаж как средство агитации и пропаганды // Пролетарское фото. 1932. № 6. С. 14–15. Цит. по: Фоменко А. Монтаж, фактография, эпос. С. 318. .

Андрей Фоменко добавляет к этому еще минимум один прием — ритмизация изображения, введение в него многократно повторенной фигуры. Ср., например, открытку Клуциса из цикла «Спартакиада» (1928).

Дэвид Бордуэлл, первым изучивший роль монтажа в советской культуре [68] Bordwell D. The Idea of Montage in Soviet Art and Film // Cinema Journal. 1972 (Spring). Vol. 11. No. 2. P. 9–17. Из более поздних работ на эту же тему см., например: Cavendish Ph. The Men with the Movie Cameras: The Theory and Practice of Camera Operation within the Soviet Avant-Garde of the 1920s // The Slavonic and East European Review. 2007. Vol. 85. No. 4 (Oct.). P. 684–723. , сразу отметил и историческую динамику метода: в начале 1930-х годов использование монтажа резко сокращается. Причину этого он видел в давлении «бюрократии» на культуру и в том, что руководители СССР и его культурных институций требовали от художников соответствовать консервативным вкусам [69] При всей новизне постановки проблемы в статье Бордуэлла приходится отметить, что его объяснение кризиса монтажных принципов в СССР было для того времени излишне прямолинейным — даже по сравнению с интерпретацией, предложенной в статье Клемента Гринберга 1939 года «Авангард и кич» (Partisan Review. 1939. Vol. VI. № 5. P. 34–49. Русский пер. А. Калинина: Художественный журнал. 2005. № 60). Гринберг уже в 1939 году писал, что советский режим в искусстве не только подавляет авангард, но и намеренно пропагандирует неоклассический кич как эстетику, соответствующую вкусам наименее «продвинутых» групп населения. Странная архаичность объяснительной схемы Бордуэлла, по‐видимому, объясняется тем, что в ситуации «холодной войны» было особенно трудно устанавливать координацию между политическими и эстетическими аспектами советских произведений. . Однако, если рассматривать советскую культуру в международном контексте, этого объяснения окажется недостаточно. Чуть позже, в середине 1930-х, мода на резко выраженную монтажную эстетику сама собой, без явного внешнего давления уходит и из культур стран Западной Европы и США, а в 1950-е годы «демонстративный» монтаж снова начинает привлекать внимание кинорежиссеров (возможно, как стилизационная отсылка к кинематографу 1920-х) и представителей других видов искусств, пример — метод «нарезок» (cut-up), переоткрытый в 1950-е годы американским писателем Уильямом Берроузом и его другом, писателем и художником Брайаном Гайсином.

Эту трансформацию на материале кино проследил и сам Д. Бордуэлл в более поздних статьях [70] Bordwell D. The Power of Research Tradition: Prospects for Progress in the Study of Film Style // Film History. 1994. Vol. 6. No. 1 (Spring). P. 59–79. . При включении истории советского монтажа в международный контекст вопрос о том, в какой степени уход монтажа из советской культуры можно считать следствием только насильственного давления — бюрократии, цензуры или каких бы то ни было еще социальных акторов, — остается открытым.

Через несколько лет после появления первопроходческой статьи Бордуэлла Владимир Паперный написал книгу «Культура Два», в которой предложил другой ответ на вопрос, поставленный американским киноведом. История русской культуры в книге Паперного была, в традиции Генриха Вёльфлина, осмыслена как чередование двух типов семиотических систем: технократической, основанной на горизонтальных связях «Культуры Один», и иерархически-имперской «Культуры Два», пронизанной культом жизни и плодородия. Монтаж 1920-х был описан в этой книге как закономерное проявление «Культуры Один», которое должно было отмереть вместе с ней [71] Паперный В. Культура Два (2‐е изд.). М.: Новое литературное обозрение, 1996. С. 258, 282–283.Дальнейшее развитие мыслей автора на тему этой цикличности см.: Он же. Культура Три. Как остановить маятник? М.: Институт медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка», 2012. .

«Культура Два» в СССР стала репрезентацией новой, репрессивной и всеподавляющей «технологии власти» (пользуясь выражением А. Авторханова), но не была навязана «сверху»: согласно Паперному, эту стилистическую систему с энтузиазмом выработали те художники, которые готовы были действовать в новой политической ситуации 1930-х годов. В 1950-х же в советскую культуру вернулись некоторые элементы «Культуры Один», хотя и в смягченном виде [72] Григорий Ревзин предложил остроумную интерпретацию концепции Паперного как проекции интеллигентских страхов середины 1970‐х годов ( Ревзин Г. Миф о вечном возвращении сталинизма // Коммерсантъ. 2006. 19 мая [http://www.kommersant.ru/doc/674773]), однако у его объяснительной схемы есть два недостатка. Ревзин считает, что концепция Паперного происходит из недостатка патриотизма — эта демагогия во многом вообще обесценивает доводы критика — и не пишет о том, что угроза возвращения сталинизма во второй половине 1970‐х выглядела для многих вполне реальной из‐за усилившегося давления властей на правозащитное движение (аресты или «выдавливание» за границу ряда диссидентов и пр.), поэтому считать ее только следствием самозапугивания — сомнительно. .

Паперный представил свою циклическую схему как объяснение истории только русской культуры, поэтому из его книги все же неясно, что случилось с модой на монтаж в Западной Европе и США и почему она вновь вернулась в 1950-е — потому ли, что правила периодического возвращения «Культуры Один» действуют и там, или по какой-то иной причине.

На основе существующих работ по истории культуры XX века [73] См., например: Хобсбаум Э. Эпоха крайностей: Короткий двадцатый век. 1914–1991 / Пер. с англ. Е. М. Нарышкиной и А. В. Никольской под ред. А. А. Захарова. М.: Независимая газета, 2004. С. 199–216. я позволю себе выстроить гипотетическую схему, объясняющую описанные Паперным процессы культурной динамики. Дальнейшие части этой книги призваны по возможности обосновать и детализировать эту схему.

Центральные идеи своей работы я попытался обобщить в восьми коротких параграфах, которые будут последовательно раскрыты и аргументированы в последующих главах этой книги.

1. В 1900–1920-е годы монтаж в искусстве разных стран был понят как метод динамического изображения современности . Современность понималась как пространство производства утопии и как «движущаяся история», ткущаяся здесь-и-сейчас из конфликтов и противостояний, но также и как эпоха, принципиально отличавшаяся от всех предшествующих в антропологическом и психологическом отношении. Во многом эстетика монтажа питалась коллективным переживанием современности как психологической травмы. Это переживание было порождено сначала стремительной урбанизацией, а затем мировой войной и последовавшими гражданскими войнами в ряде европейских государств.