Макс Пембертон - Доверьтесь мне. Я – доктор

– Естественно, сказал. И не только это.

Бреду по коридору, полный отвращения и к мистеру Оуку, и к самому себе. Ну почему я не набрался мужества и не защитил своего друга? Когда хорошие люди бездействуют, зло побеждает, точно так же, когда белые молчат, побеждает расизм. В этот момент я осознаю, что если такого человека как Льюис в XXI веке судят по цвету его кожи, то это болезнь, и лекарства от нее я не знаю.

Вторник, 10 февраля

Весь день я пытаюсь пересечься с Льюисом, но он словно сквозь землю провалился. Кто-то вроде бы видел его в радиологии, но когда я туда прихожу, Максина сообщает, что его не было. В отделении его тоже нет, хотя с утра он туда заглядывал. К обеду я начинаю подозревать, что Льюис меня избегает. Решаю вызвать его по пейджеру. Он перезванивает, и мы немного натянуто обсуждаем остановку сердца, случившуюся в больнице этим утром, после чего Льюис пытается свернуть разговор.

– Подожди, – останавливаю его я.

Молчание.

– Слушай, насчет вчерашнего. Мистер Оук – старый говнюк, и мне очень жаль, что все так вышло. Ты же не переживаешь из-за его слов, правда? – спрашиваю я, понимая, насколько это принципиальный вопрос.

– Все в порядке, Макс. Люди мне говорили и делали вещи гораздо похуже. Просто обидно, потому что ты ведь пытаешься им помочь, из кожи вон лезешь, а они поворачиваются к тебе спиной и отвечают в таком вот роде… – голос его постепенно затихает.

– Ты меня извини. Сестра сказала, вчера ты встал за меня горой, наорал на него, и я тебе очень за это признателен.

Я не знаю, что отвечать. Ни за что не признаюсь, как трусливо на самом деле себя повел.

– Если честно, мне стыдно, что я тебя в это втянул, – продолжает Льюис, – это не твоя проблема, я должен был разобраться сам.

– Но это и не твоя проблема, Льюис, это его проблема, – начинаю я с пылом, который гораздо лучше было направить вчера на мистера Оука.

– А сегодня я просто не знал, что тебе сказать. Мне очень неловко, вот я и стараюсь с тобой не встречаться. Но честно, я очень ценю, что ты меня поддержал, спасибо. Ты настоящий друг.

Я вешаю трубку, снова чувствуя тошноту.

Среда, 11 февраля

После обеда встречаю в дежурке Суприю, которая занята диктовкой выписок.

– Как дела? – спрашиваю ее, усаживаясь напротив с чашкой чая и включая телевизор.

Не говоря ни слова, она встает и выключает его. Но не возвращается к диктовке, а просто молча сидит.

– У тебя все в порядке? – спрашиваю я.

После перевода мы с ней встали встречаться реже, чем раньше, когда вместе работали в хирургии. Она попала в другую команду, приписанную к другому отделению, так что некоторое время мы почти не разговаривали. Она поворачивается ко мне.

– Я ужасно себя чувствую, Макс. Мне кажется, я больше не могу. Это совсем не то, чем мне хотелось бы заниматься всю оставшуюся жизнь, – говорит она.

– Да ладно тебе, Суприя, – отвечаю, вставая и заваривая ей чай, эту обычную панацею.

– Осталось совсем немного. Мы уже прошли больше половины, потом вернешься в свою хирургию и будешь делать именно то, что всегда хотела. Тебе сразу станет легче. Это просто период адаптации, только и всего. Все знают, что надо пережить первый год, а потом все пойдет как по маслу, – говорю я, пытаясь убедить не только ее, но и самого себя.

Она медленно кивает.

– Возможно.

Потом у меня срабатывает пейджер, я встаю и отправляюсь назад в отделение, оставив Суприю с ее диктовкой.

Четверг, 12 февраля

Выходим с Руби на короткий перекур. Словно по волшебству из воздуха материализуется дама в белом халате и, проходя мимо, прожигает нас взглядом. У меня по спине бежит холодок.

– Она специалист по болезням легких, – объясняет доктор Палаши, только что присоединившийся к нам. – Не обращайте на нее внимания.

Мне хочется поговорить с ним о Льюисе, но неловкость мешает начать. Вместо этого передаю ему список пациентов на рентген.

Среда, 18 февраля

Сегодня я зашел к Труди и был потрясен, увидев другого человека за ее столом с пирожным в руках.

– Я принес тебе письма подписать… – начинаю, уже осознавая свою ошибку.

– О, дорогуша, теперь это не ко мне. Тебе надо обратиться к медицинским секретарям дальше по коридору, они занимаются делами доктора Пайка. Ты уже познакомился с Джули? Она новый интерн мистера Баттеруорта.

Гляжу на нее, холодно улыбаясь. Целых полгода мы с Труди регулярно пили чай, и вот, через каких-то пару недель, меня уже заменили кем-то другим.

Внезапно я понимаю, что точно так же кого-то сменил, придя в хирургию. Такова работа в больнице: напряженные, тесные взаимоотношения, рождающиеся из напряженного, тесного сотрудничества, но в крайне изменчивой среде. Пациенты выписываются, доктора переводятся, и только секретари и консультанты остаются на своих местах, привыкая к постоянному круговороту людей в своей жизни. Говорю, обращаясь к Джули:

– Не грусти. Мистер Баттеруорт не так уж плох.

И добавляю, переводя взгляд на Труди:

– Она за тобой присмотрит.

Пейджер пищит, и я автоматически протягиваю к нему руку, но тут понимаю, что это не мой. Труди уже набирает номер.

– Джули сейчас занята, на совещании, – говорит она в трубку, а Джули смеется и шепчет:

– Спасибо!

Выходя, слышу, как Труди ей говорит:

– А ты когда-нибудь была у мистера Баттеруорта в кабинете? Пойдем…

Четверг, 19 февраля

Они сами называют себя ведьмами, о чем с хохотом заявляют мне прямо с порога. Странное совпадение – всех троих зовут Мэри.

– Мы тут… – начинает одна.

– …как сестры, – подхватывают две других в унисон.

– Вот только Мэри слишком худая для моей сестрицы, – говорит самая крупная из них, кивая на молоденькую худышку, сидящую напротив.

– Да к тому же ты мне в матери годишься, – отвечает худышка, и остальные заливаются смехом.

Я стою и смотрю на них, понимая, что в целом они именно так и общаются между собой. Они похожи на заводные игрушки: я повернул ключ и теперь могу сесть и насладиться зрелищем. Это и есть медицинские секретари. Каждая работает на своего консультанта, но кабинет у них общий. Мэри 2, прозванная так потому, что ее стол стоит под углом, между столами Мэри 1 и Мэри 3, – секретарь доктора Пайка.

– Мы часто помогаем друг другу, – информирует меня Мэри 1, самая крупная и старшая из них.

– Она так медленно печатает, – перебивает Мэри 2, тыча пальцем в Мэри 3, младшую и худую, – что половина пациентов умрет от старости, прежде чем получит свою выписку.

– Вот и неправда, – вмешивается Мэри 3 с наигранным возмущением, – я печатаю быстрее тебя.

Тихонько кладу письма и надиктованные выписки в лоток с входящей корреспонденцией и выхожу, пока они вызывают друг друга на соревнования по машинописи.