Макс Пембертон - Доверьтесь мне. Я – доктор

Раз в неделю мы по очереди дежурим в составе реанимационной бригады. Нам выдают особый пейджер, на который приходит сигнал, если сердце кого-то из пациентов перестало биться. Мы бросаемся туда и пытаемся заново его запустить. В теории это захватывает, но на практике тут смешиваются скука (потому что пейджер сигналит редко) и откровенный страх (потому что иногда он все-таки сигналит). Немного облегчает ситуацию тот факт, что ты – часть команды, вместе с опытными врачами. Сегодня пейджер сработал. Мы бросились в палату.

– Вторая койка! – крикнула медсестра.

Я схватил электрокардиограф и стремительно покатил его к кровати больного. А там, глядя прямо на меня, стоял Льюис и делал непрямой массаж сердца. Пациентом был мистер Оук. Преодолевая внутреннее сопротивление, я смотрел, как Льюис с равными интервалами давит ему на грудь, чтобы кровь продолжала циркулировать по телу, хоть сердце и остановилось. Льюис, подумал я, держит жизнь мистера Оука в своих руках. Интересно, сейчас мистер Оук стал бы возражать? Строго говоря, мне следовало сменить Льюиса, но я позволил ему продолжать.

Час спустя, после того, как метаболический сдвиг, вызвавший остановку сердца, был устранен и мистер Оук опять сидел в постели, вполне себе живой, я с улыбкой наблюдал, как он благодарит реанимационную бригаду и всем пожимает руки – Льюису в том числе. Льюис, само благородство, пожал ему руку в ответ и сказал, что рад был помочь.

Понедельник, 1 марта

Руби все еще в отлучке. Гора нестираного белья растет, на кухне шаром покати. Естественно, ее присутствие в квартире на ситуацию никак бы не повлияло, просто, когда она тут, я могу устроить истерику на тему, что завтра мне нечего надеть и нет никакой еды на ужин. Страдать вдвоем гораздо приятней, чем в одиночку.

Вторник, 2 марта

Я стоял у дверей приемного в ужасе от того, что совершил, и смотрел вслед мужчине, уходящему из больницы. Он удалялся в ледяную зимнюю ночь, прижимая к груди одеяло. Двери захлопнулись, оставив его снаружи.

Этот мужчина, мистер Сирл, – алкоголик; сегодня его выписали после госпитализации, продолжавшейся целый месяц. Жизнь – тяжелая штука, и справляется он с ней неважно, в отличие от большинства людей. Его способ решения проблем подразумевает поглощение литра водки ежедневно, что, безусловно, помогает не обращать внимания на житейские тяготы, но никак не избавляет от них. Он неоднократно попадал в больницу, после чего ему всякий раз находили место в приюте для бездомных, назначали психологическое консультирование для борьбы с алкоголизмом и дальнейшее амбулаторное наблюдение в терапевтическом и психиатрическом отделениях. После выписки он тут же брался за старое, допивался до полусмерти и опять попадал в скорую помощь.

Когда сегодня утром его выписывали, ему вновь подыскали место в приюте, выдали деньги, чтобы за него заплатить, а на вторую половину дня назначили встречу в социальной службе, чтобы найти постоянное жилье. К сожалению, по пути из больницы в приют, где он должен был ночевать, мистер Сирл заглянул в бар, в котором и провел следующие 12 часов, лишившись, соответственно, выделенной комнаты и пропустив встречу с соцработником. Месяц в больнице пошел прахом. Ближе к ночи он понял, что ему негде ночевать и решил вернуться к нам в надежде на какое-нибудь пристанище. И все бы ничего, но по дороге он упал, разбил голову, и какой-то прохожий вызвал ему скорую. Когда его доставили, чувствовал он себя прекрасно, но требовал, чтобы ему предоставили место для ночлега. Я несколько часов обзванивал разные приюты, пытаясь ему помочь, но в 2 часа ночи это не имело смысла. Я объяснил мистеру Сирлу, что утром ему надо обратиться в социальную службу и заново назначить встречу по вопросу предоставления жилья. А потом, к своему стыду, велел ему уходить.

– А можно мне одеяло? – попросил он.

Я протянул ему одеяло с таким видом, будто не понимал, что он собирается провести остаток ночи на улице. Я чувствовал себя безжалостным и бессердечным, но не представлял, каким образом могу ему помочь. А еще я сердился на него за то, что, несмотря на профессиональную помощь и несколько последовательных госпитализаций, он по-прежнему оставался на самом дне. Не может система здравоохранения со своими ограниченными ресурсами быть еще и нянькой для таких вот персонажей, отмывать их и приводить в божеский вид, чтобы они вернулись к прежнему беспутному образу жизни. Если ты человек, то ты сам делаешь выбор и должен нести за него ответственность. С другой стороны, если ты врач, разве ты не должен проявлять сочувствие и помогать людям, попавшим в беду?

Он скрылся в морозной темени, двери за ним закрылись, а я пошел осматривать следующего пациента.

Среда, 3 марта

Сегодня ходили с Суприей выпить кофе в больничном буфете. Я наткнулся на нее в коридоре и был очень рад увидеть друга, да еще в таком же плачевном положении, что и я сам. По крайней мере, я так думал. Однако, не успели мы присесть за стол, как она начала пылко восхищаться профессией врача. Она обсудила свои сомнения с консультантом и с родными, и, по ее словам, получила поддержку. Ее точка зрения изменилась: теперь она убеждена, что медицина – именно то, чему ей хотелось бы посвятить свою жизнь. Она увидела свет в конце тоннеля. Отлично, что тут скажешь. Суприя тараторила с энтузиазмом новообращенного, пытаясь убедить меня в том, что работа врача нравится и мне тоже.

Но чем горячей она проповедовала, тем тяжелей мне становилось. Я слушал ее восторженные речи о том, что теперь ей больше нравится терапия, а не хирургия, и что постановка правильного диагноза увлекает не хуже детектива. Не то чтобы я думал по-другому. Просто я так не могу. Не могу не обращать внимания на бессмысленное бумагомарательство, неисчислимые протоколы, на стрессы и на тот факт, что у тебя вечно нет времени, а пациенты постепенно превращаются в раздражающую помеху, отвлекающую от заполнения карт и обходов отделений. На то, что все вокруг кажется таким холодным и бездушным, бессмысленным. Я порадовался за Суприю, но одновременно почувствовал, что она ускользает в какие-то другие сферы, куда мне доступ закрыт.

Четверг, 4 марта

– Смотри! – крикнула Мэри 2, когда я распахнул дверь кабинета.

Они соревновались, сколько мятных драже смогут затолкать в рот. Мэри 3 побеждала с большим отрывом.

Надеюсь, в следующей жизни мне повезет родиться больничной секретаршей.

Суббота, 6 марта

В эти выходные к нам вернулась Флора. Я страшно рад снова видеть ее.

– Ты в порядке, Макс? – спрашивает она.

– Как хорошо, что ты опять тут! – отвечаю я, преисполненный счастья от того, что она хоть ненадолго отвлечет меня от мыслей о работе.