Лиза Сандерс - У каждого пациента своя история

Естественно, в книгах такие приемы выглядят эффектно. Однако Артур Конан-Дойл писал своего знаменитого персонажа с шотландского хирурга по имени Джозеф Белл, у которого учился. Как Холмс, Белл периодически поражал всех своими неожиданными открытиями, курил трубку, и его часто можно было видеть с лупой в руках. Однако главное, что их объединяет, – это внимание к деталям и выдающиеся дедуктивные способности.

Истории о Белле очень напоминают отрывки из рассказов о Шерлоке Холмсе. В предисловии к одной из своих книг Конан-Дойл упоминает о том, что именно Беллу обязан своим персонажем и приводит примеры их сходства. Осматривая одного пациента, молодого мужчину в повседневной одежде, Белл немедленно спрашивает, не уволился ли тот недавно из армии. Да, это так. Был офицером в Хайлендском дивизионе? Совершенно верно. А его полк стоял не на Барбадосе? Так и есть, но откуда он это знает? Как и Холмс, Белл с удовольствием открывает ход своих мыслей пациенту, студентам-медикам и докторам, наблюдающим за ним. Конан-Дойл цитирует ответ Белла: «Видите ли, джентльмены, этот мужчина, хоть и отлично воспитанный, не снял своей шляпы. Так делают в армии, и если бы он уволился некоторое время назад, то уже усвоил бы гражданские обычаи. У него властный вид, и он определенно шотландец. Что касается Барбадоса, то он жалуется на элефантиаз, а это болезнь, характерная для Вест-Индии, а не для Британии». Многочисленные Ватсоны, окружающие его, поражаются способностям Белла, пока он все им не разъясняет, и тогда этот вывод кажется им очевидным. «Неудивительно, что после знакомства с таким выдающимся человеком я использовал и расширил его метод, когда впоследствии создавал своего ученого детектива».

Конан-Дойл прямо говорит, что наблюдательность Белла выходила за рамки обычного. Самого себя и прочих докторов, следивших за ходом его размышлений, он называет «Ватсонами». Однако и Холмс, и его прототип, доктор Белл, считают, что этой наблюдательности можно научиться, и пытаются наставлять тех, кто слушает их. «Благодаря своим наблюдениям и дедукции можно поставить диагноз практически в любом случае», – говорит Белл в письме к своему уже прославленному студенту, Артуру Конан-Дойлу. Если тренироваться, настаивает он, навыки наблюдения можно усовершенствовать. Врачи, по его мнению, просто обязаны заставлять себя «видеть то, на что смотрят».

Медицинские школы по всей стране в последнее время соглашаются с Джозефом Беллом в том, что у студентов-медиков надо развивать наблюдательность. Одним из первых за дело взялся профессор Йеля доктор Ирвин Брэвермен, который преподавал дерматологию уже более пятидесяти лет и давно с ужасом наблюдал, с каким трудом студенты описывали состояние кожи пациентов. Возможно, причина заключалась в дефиците знаний – но это легко поправить с помощью книг, иллюстраций и тестов. Брэвермен однако подозревал, что студентам просто не хватает навыков наблюдения. Слишком часто они хотели сразу перейти к ответам, не обращая внимания на детали, которые к этим ответам ведут.

– Вы учите студентов запоминать кучу информации, – говорил он мне. – Вы требуете: «Смотри на пациента. Смотри, как он стоит. Смотри, какое у него лицо. Так выглядит одно заболевание, а вот так – другое». Мы вкладываем им в головы схемы, чтобы потом, едва увидев больного, врач сразу мог поставить диагноз.

Однако, по мнению Брэвермена, мы не учим их думать над странностями и отличиями. Тут требуется наблюдательность совсем другого уровня. После многих лет работы преподавателем даже он сам не знал, как лучше передать студентам этот набор навыков.

В 1998 году Брэвермен разработал способ учить наблюдательности. Что, если избрать для студентов контекст, в котором не требуются специальные знания? Вероятно, тогда они смогут сосредоточиться на навыке, который не выучишь по книгам? Надо было заставить их сосредоточиться на процессе, а не на содержании. Идеальным местом для этого оказалось соседнее здание Центра британского искусства Йельского университета. Его курс, ныне входящий в обязательную программу, помогал студентам первого года развить свою наблюдательность с помощью картин, а не пациентов.

Ступив в прохладу музейного холла, я увидела с десяток студентов, разбившихся на маленькие группки, которые дожидались, пока их пригласят в кабинет для занятий и объяснят, наконец, почему они оказались в столь неожиданном месте. Брэвермен, круглолицый, с зачесанными назад волосами и широкой улыбкой, сидел во главе длинного стола темного дерева, словно генеральный директор крупной корпорации. На сегодня их заданием, сказал он, будет рассмотреть картины, которые им назначат, а потом описать увиденное. Не слишком сложно, правда? Он с надеждой обвел глазами аудиторию. Пара студентов, сидевших рядом с ним, заулыбались и закивали. Остальные сидели с каменными лицами. «Так всегда бывает, – объяснил мне Брэвермен, пока мы шли следом за студентами по лестнице на третий этаж, к картинам XIX века, которые он использовал в качестве образцов. – Несколько студентов либо сразу улавливают суть, либо просто с энтузиазмом воспринимают любое задание. Но остальных еще надо убедить. Вот посмотрите на них к концу занятия – у меня наверняка появятся новообращенные. Так что наберитесь терпения».

Встав перед картинами, которые им были назначены, студенты выслушали остальные правила. Нельзя читать информацию на стендах возле картин. каждый будет смотреть на свою картину десять минут, потом все вернутся в класс, и там, одну за другой, обсудят все работы. В каждой картине таится какая-то история. Задача студента – понять, что это за история, а потом рассказать ее группе, конкретно описывая все детали. Если вам показалось, что персонаж грустный, сказал студентам Брэвемен, постарайтесь понять, что именно на картине навело вас на эту мысль. Если вы думаете, что действие происходит в каком-то определенном месте, опишите детали, которые на это указывают.

Высокий юноша с симпатичным лицом и выступающим адамовым яблоком внимательно разглядывал картину с худым человеком, верхняя часть туловища которого бессильно свисала сбоку кровати, а правая рука касалась пола. Глаза его были закрыты. «Он спит?» – поинтересовался Брэвермен.

– Нет, – решительно ответил юноша, оглядев своих товарищей, собравшихся вокруг.

– Возможно, он пьян – у него в руке бутылка, но он совершенно точно не спит. Думаю, он мертв.

– И как же вы это поняли? – спросил Брэвермен.

– Цвет кожи… он у него странный. Какой-то зеленоватый, – задумчиво произнес юноша. – Смерть как будто витает в воздухе.

Он описал грустную сцену на картине. Юноша лежит в небольшой, бедной квартирке. За узкими грязными окошками на фоне заходящего солнца вырисовываются темные силуэты крыш. Лепестки увядшей розы лежат на подоконнике; в свете заката они кажутся серыми. На полу рассыпаны обрывки бумаги.