Дмитрий Правдин - Байки бывалого хирурга [litres]

Зашли на «скорую», никто из дежуривших в ту ночь сотрудников не спал. Все вывалили в коридор посочувствовать.

– Василий Яковлевич, может, еще все образуется? – попыталась его утешить старший фельдшер смены Маргарита Петровна, добрая полная женщина, сама бабушка двух таких вот Машенек.

– Посмотрим, – не глядя ни на кого, процедил хирург.

Он отнес Машеньку на второй этаж, где располагалась лаборатория, и бережно усадил на стул, поданный Надей. Девушки скрылись в кабинетных недрах, а папа с дочкой остались наедине.

– Папа, ладно, не сдавай кровь, – серьезным голосом попросила девочка. – Я сама сдам.

– А не испугаешься?

– Нет, справлюсь. Ты только Филю подержишь, когда мама станет пальчик мне колоть.

– Ну, папа, покажи, какой ты смелый, – наигранно бодрым голосом попросила подошедшая Виолетта, неся перед собой деревянный штатив с пробирками и длинными узкими трубочками с нанесенными на них делениями. – Давай свой пальчик.

– Мама, не нужно папу колоть! – вскрикнула Машенька, приподнявшись со стула. – Коли сразу меня!

– Да? – заметно растерялась мама.

– Не нужно колебаться. Если боишься, попроси Надю, – шепнул ей на ухо папа.

– Зачем же Надю, – побледнела девушка, – сама справлюсь. Машенька, дай маме левую ручку.

В воздухе запахло спиртом, быстро мелькнула рука Виолетты. Девочка ойкнула и тут же замолчала. Виолетта принялась грушей через градуированную трубочку набирать из кожного прокола кровь. Василий Яковлевич отвернулся, продолжая держать в руках немого Филю.

Пока жена делала анализы (сдали еще и мочу), Орлов отнес девочку в смотровую комнату на первый этаж. И на кушетке еще раз при помощи незаменимого Фили осмотрел живот дочери. Картина складывалась безрадостная: аппендицит.

– Вася, можно тебя, – в комнату, где на покрытой красным дерматином кушетке сидели и о чем-то тихо разговаривали отец с дочкой, заглянула Виолетта. – Анализ крови просто ужасный: лейкоцитоз до восемнадцати и пятнадцать палочкоядерных. Вася, что же делать? Может, еще рентгенлаборанта вызвать? Давай рентген еще сделаем?

– Виля, какой рентген? Рентген чего? У Маши аппендицит! Ты понимаешь? Надо срочно оперировать, – спокойно ответил муж и посмотрел на красное, зареванное лицо супруги. – Иди, умойся, негоже перед Машей с таким лицом дефилировать.

– Я понимаю, что надо. А кто будет?

– Я!

– Ты?! – Виолетта подняла на него полные слез глаза. – Сам?

– А есть варианты? Платову я не доверю, ему еще учиться и учиться. Лева в полном ауте. Остальные все в отпуске, и их нет в городе. Кто, Виля?

– Но это же наша Машенька. – Слезы снова градом покатились из ее набухших ресниц.

– Вот поэтому и буду сам оперировать, – твердо произнес Василий Яковлевич. – Возьми себя в руки. Умойся и иди к дочери. Сейчас вас в палату определим, а я пойду пока оперблок собирать. Не корми и не пои ее.

– Вася, а ты не боишься? – Она взяла его за руку, и Орлов почувствовал, как ее всю потряхивает.

– Ты же не боялась ей пальчик колоть?

– Сравнил – пальчик и живот резать.

– Виля, опять ты с этим «резать»?!

– Вася, но она же такая маленькая. – Всхлипывая и трясясь всем телом, Виолетта прижалась к мужу.

– Виля, успокойся. Все будет хорошо, – Орлов погладил жену по голове и спине, – пожалуйста, возьми себя в руки и иди к Машеньке. Она там одна сидит.

Скажи мне честно, – жена чуть отстранилась от него и посмотрела в лицо заплаканными глазами, – ты не боишься оперировать собственную дочь?

– Боюсь! Очень боюсь! Не меньше тебя! Но другого выхода нет.

– Иваныч, что определился? – участливо поинтересовался доктор Вяземский, когда Орлов зашел в диспетчерскую «скорой» и попросил собрать операционную бригаду.

– Определился, буду оперировать.

– Буду?! – Вяземский даже соскочил с дивана, где до этого так удобно сидел, читая какую-то пухлую книгу в потертом переплете. – Ты хочешь сказать, что ты сам будешь оперировать свою Машу?

– Да, Михалыч, буду сам оперировать.

– Погоди, ты же знаешь нашу медицинскую присказку: «Бойся рыжих и своих».

– Знаю, но у меня нет выбора. Те из хирургов, кому бы я мог доверить свою дочу, к огромному сожалению, в отпуске.

– А как же Греков? Он же тут, в городе. Давай его привезем?

– Ни в коем случае! Лева сейчас кривой как турецкая сабля.

– А, может, и не кривой?

– Тогда безнадежно больной. Он вчера прилично поддал. Все, Михалыч, вопрос решен. Я иду в хирургию.

– Что от меня надо?

– Проконтролируй, пожалуйста, чтоб как можно скорей доставили операционную бригаду: анестезиолога, анестезистку, операционную сестру и операционную санитарку.

– А тебе кого в ассистенты-то привести?

– Никого не нужно. Вдвоем с сестрой прооперирую.

– Иваныч, давай хоть Платова из кровати выдернем. Тут такое дело, а он дрыхнет.

– Пускай дрыхнет. Это моя дочь, а он трое суток нормально не спал. Пускай хорошенько выспится, завтра, – тут Орлов поднял глаза на часы, висевшие на стене диспетчерской, показывавшие две минуты первого, и поправился, – вернее, уже сегодня, нам потребуется его свежая голова.

– Так ты тоже трое суток оперировал? Как же ты?

– Ну, значит, мне не повезло, – устало развел руками Василий Яковлевич. – Пускай хоть один из нас сегодня на работе будет огурцом.

Работники «скорой помощи», отвечавшие за сбор операционной бригады в ночное время сработали на «отлично»: через двадцать минут все были на месте. Машеньку с мамой поместили в отдельную двухместную палату. Но Виолетта категорически отказалась занимать вторую койку. Так и осталась лежать рядом с дочкой, прижав ее к себе. Машенька не проявляла видимого беспокойства, принимая все происходящее как должное..

– Мама, а папа тут работает?

– Тут, – еле выдавила из себя Виолетта.

– Он тут людей оперирует?

– Оперирует.

– И меня тоже сейчас прооперирует?

Мама не смогла ответить – соленые слезы душили и текли по щекам, и лились на футболку. В палате царил полумрак, и Машенька не сразу заметила мамино состояние. Несколько горячих слезинок упало на лицо девочки, и она удивленно произнесла:

– Ты что, плачешь?

– Нет.

– Но оно соленое! Это слезы! Мама, по-моему, ты плачешь?

– Тебе показалось. Мне тут в глаз что-то попало.

– Мама, не плачь, папа хороший хирург. Он сделает все замечательно. – Девочка взяла висевшее в изголовье на дужке кровати полотенце и стала вытирать им мамино лицо.

– Да, папа хороший хирург, – вздохнула Виолетта и с благодарностью посмотрела на свою мужественную дочь.

Минут через пять двери в палату широко распахнулись. И Машенька увидела, как ее папа, уже в синей медицинской робе и в синем колпаке толкает перед собой каталку, накрытую белой, пахнущей чем-то вкусным, большущей простыней.