Майа Шалавиц - Жизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости

Самое печальное здесь то, что и в настоящее время положение практически не изменилось: в трети случаев лечения метадоном в таких центрах дают недостаточные его дозы. Но каким бы невероятным это ни казалось, несмотря на то, что я делала себе десятки инъекций в день, несмотря на то, что надо мной висело обвинение в сбыте наркотиков в особо крупных размерах, несмотря на то, что я проходила метадоновую программу избавления от героиновой зависимости, несмотря на то, что после ареста меня исключили из колледжа, я все равно, в глубине души, не считала себя законченной наркоманкой.

Все изменилось четвертого августа. Это был день, когда я поняла, что вот-вот переступлю черту и начну соответствовать разработанным мною критериям наркотической зависимости (должна признать, что я разработала эти критерии для того, чтобы исключить себя из числа наркоманов). Часто говорят, что выздоровление становится результатом внезапного прозрения, которое побуждает наркомана изменить до основания всю свою жизнь, но в реальности, как показывают научные исследования, психологический прорыв – это не самый типичный путь к изменениям, этот путь редко бывает коротким и прямолинейным. В самом деле, проведенные исследования позволяют утверждать, что самые благие намерения заканчиваются реальными действиями только в одной трети случаев даже тогда, когда речь идет не о наркотической зависимости. Научение новым формам поведения всегда требует времени.

Однако мой личный опыт оказался иным. Моя история выздоровления является примером того, что ученый Вильям Миллер назвал «квантовым изменением», при котором люди внезапно и полностью меняют курс – в противоположность более частому сценарию, когда выздоровление происходит в результате постепенного процесса. Возможно, что к тому моменту мой мозг достиг той степени зрелости, когда «исполнительные функции» уже способны тормозить области мозга, порождающие патологическую тягу к наркотикам. Это было откровение, поистине спасшее мне жизнь.

Как бы то ни было, это случилось в один из тех дней, когда я находилась во власти страха, который затмевал мое сознание всякий раз, когда я принимала недостаточно наркотиков. Я больше не получала метадон, а это означало, что мне предстояло вернуться к прежним дозам героина и кокса. Кроме того, меня мучил ужасный страх ломки. Для того чтобы убежать от страха, я вместе с Хизер, подругой одного из знакомых Мэтта, отправилась в Ист-Сайд. На улице было жарко – и буквально, и фигурально. Никто не продавал наркотики. Наконец, мы все-таки обнаружили одного зазывалу, сводившего продавцов и покупателей. Хизер пошла за товаром, я осталась ждать у входа.

Каждый раз, когда я слышала какой-нибудь резкий звук или шум проезжавшего автомобиля, душа моя уходила в пятки, а сердце принималось бешено стучать – я каждый миг ожидала появления полиции. Дело происходило после операции «Выдавливание», когда случилось несколько полицейских налетов на сети распространения наркотиков. В результате этой операции были арестованы многие потребители и дилеры низшего уровня. Улица, на которой я ждала Хизер, была застроена низкими домами, которые казались мне угрожающими из-за своей краснокирпичной схожести. Мне хотелось куда-нибудь спрятаться, мне казалось, что прохожие пристально меня разглядывают, словно я была не слишком удачной частью уличного пейзажа. Я опустила голову и нервно огляделась по сторонам.

Мне вдруг вспомнился сон, виденный мною на предыдущей неделе. Во сне я боролась с инопланетным паразитом, который пытался внедриться в мой мозг. Я видела, как он делал это с другими. Люди, пораженные этим паразитом, начинали превосходно себя чувствовать, приходили в чудесное настроение, но происходило это за счет тотального разрушения их индивидуальной личности. Как только паразит внедрялся в мозг, люди становились его частью и переставали быть самими собой. Я пыталась убежать, но тщетно. Когда моя подруга выдала чудовищу место, где я спряталась, паразит начал поглощать меня. Проснулась я в холодном поту от ужаса и паники. Кажется, этот сон был знаком того, что я готова к каким-то важным изменениям.

Я уже стала волноваться за Хизер, мне начало казаться, что ее арестовали и что я теперь обречена стоять здесь много-много часов на солнцепеке, чувствуя себя все хуже и хуже. Но вдруг из-за угла появилась Хизер. Она шла быстрым деловым шагом, и я поняла, что она купила то, что хотела.

Все пошло криво, когда мы добрались до Квинса. В пакете было несколько разных сортов наркотиков. Уличные поставщики героина помечают свои продукты разными юмористическими и мерзкими названиями вроде «Семеро за жизнь» или «Яд». Разнообразие «брендов» было, однако, нехорошим знаком. Если вы не имеете дело с мошенником, то торговец даст вам товар одного, ну, максимум двух «брендов».

Я высыпала содержимое одного пакета в ложку, как только добралась до кухни. К этому моменту я уже реально плохо себя чувствовала – симптомы абстиненции усиливаются, когда дурь уже у вас в руках, и вы предвкушаете скорое наступление кайфа. Когда порошок начал растворяться, он издавал нехарактерный запах. Я, однако, укололась, правда, без всякого эффекта.

И именно в этот момент в моем сознании – я не говорю спасибо мошенникам, но в их мешках было абсолютно инертное вещество – реально что-то изменилось. Я попросила друга Хизер, человека, который не особенно мне нравился, дать мне часть пакетиков, которые отдала ему Хизер. Парня этого звали по-уличному – Бобром. У этого человека с каштановыми волосами и густой бородой был очень глубокий прикус, придававший ему поразительное сходство с грызунами – строителями плотин. Правда, сходство было чисто внешним – бобры славятся своим трудолюбием, а Бобр был непревзойденным лежебокой.

Я попросила его дать мне другой пакетик, надеясь, что в нем может оказаться настоящий героин. Для того чтобы купить дозу, у меня в тот момент уже не было денег. Я впала в отчаяние – ломка наступала неумолимо. Я спорила с ним, говорила, что поскольку у него пока нет физической зависимости, то единственное, чего он лишится, так это прихода. Но я, в отличие от него, сижу на игле плотно, и поэтому у меня будет мучительная ломка. К тому же я знала, что на следующий день мне предстояло явиться в суд, где будет, по настоянию адвоката, продлен срок расследования, а так как я уже закончила лечение по метадоновой программе, то юристы считали, что я уже хорошо себя чувствую.

Но Бобр не дал мне героин. В панике мой мозг пронзила одна мысль: мне надо соблазнить его, чтобы он дал мне героин. Меня не остановило даже то обстоятельство, что мой друг и подруга Бобра в это время находились в нашей квартире. Не имело теперь никакого значения, что я относилась к нему с невыносимым снобизмом и не считала его привлекательным. Меня не волновало, что это была безумная идея, не имевшая никаких шансов на успех. Мой мозг пытался найти стратегию добывания героина, неважно, насколько абсурдную.