Владимир Кованов - Призвание

Всеволод Эрастович тяжело переживал свое несчастье, намеревался больше не оперировать. Но через некоторое время вновь продолжал успешно делать сложнейшие операции, в том числе и по поводу заболеваний желудочно-кишечного тракта.

В жизни любого хирурга бывают минуты, когда он вдруг сознает, что допустил непоправимую ошибку.

Напрасно считают иные, что у хирурга вырабатывается «иммунитет», и он со временем перестает остро переживать смерть человека на операционном столе. Это совсем не так. Но хирург обязан всегда владеть собой, стойко держаться в самых трудных случаях, когда, например, при операции вдруг возникает непредвиденное острое кровотечение, распад органа, всякого рода аномалии… От его находчивости, собранности, мужества и трезвого анализа того, что произошло, зависит жизнь больного. Был же случай с одним известным хирургом в Саратове, когда, оперируя больную, он вдруг обнаружил, что, отделяя опухоль матки, пересек мочеточники. Можно себе представить его состояние в тот момент. Но он не растерялся. Собрав всю свою волю, он соединил мочеточники в местах пересечения. Закончив операцию, хирург, совершенно обессилев, с трудом дошел до кабинета и закрылся там. Он не хотел, чтобы кто-либо видел его отчаяние. Наступило мучительное время ожидания: теперь от того, появится моча или нет, зависела жизнь человека. К счастью и для больной и для хирурга, все обошлось благополучно. Больная вскоре поправилась, и невероятная тяжесть спала с плеч врача.

Такие ситуации возникали не часто, но все же возникали. В недавнем прошлом исход операции зависел исключительно от одного хирурга, а не от коллектива врачей, участвовавших в операции, как сейчас. Но и прежде, и теперь врач должен в равной мере обладать такими качествами, как чуткость и мягкость, мужество, решительность, ясность ума. Без этого хорошим врачом, а тем более хирургом, быть невозможно.

Эти качества были в высокой степени присущи В. Э. Салищеву. Впрочем, его нередко упрекали в «либерализме». Однажды, когда в присутствии Всеволода Эрастовича один из ассистентов стал разносить молодого врача, допустившего ошибку, и бросил фразу: «Может, вам стоит сменить профессию», Салищев, вопреки своим правилам, резко оборвал ассистента. А потом, когда «виновники» происшествия ушли, рассказал такую историю:

— Мне тоже в молодые годы пришлось выслушать «приговор», который чуть не изменил моего намерения стать хирургом. Ассистент, участвовавший в операции, взял инициативу в свои руки и… не столько помогал, сколько мешал работать. А в конце операции вдруг заявил: «Никогда из тебя не выйдет хирурга!» Прошло, как видите, много времени с тех пор, но я до сих пор не забыл этой жестокой фразы. Такие «приговоры» могут надломить человека, поколебать его веру в себя. А это — самое плохое! Вот почему я никогда не позволю себе сказать что-нибудь подобное ни одному студенту или врачу, хотя иногда, возможно, и бывают основания для таких суждений. Но и педагоги, когда берутся быть «пророками», могут ошибаться…

Вспоминая о своей деятельности в клинике Н. Н. Бурденко, Всеволод Эрастович говорил:

«В жизни каждого ассистента наступает пора, когда он чувствует: и он сам от клиники, и клиника от него получили все возможное, и надо «выходить из-под опеки» на самостоятельную научную и практическую работу…»

Видимо, почувствовал это и сам Салищев. Вскоре он возглавил кафедру общей хирургии в институте в Иванове. Всеволода Эрастовича еще долго вспоминали в клинике, ставя в пример врачам его деликатность, выдержку, отношение к студентам и больным.

В. Э. Салищев так рассказывал о своих первых самостоятельных шагах как руководителя кафедры:

«С первых же дней я ощутил необычайный прилив сил и желание работать. С юношеской энергией взялся за организацию клиники, педагогического процесса, научной работы. Вспоминаю бессонные ночи, которые проводил, читая литературу по патологической физиологии, по микробиологии и другим теоретическим дисциплинам, — чувствовал необходимость обновить и пополнить свои знания…»

Завоевать авторитет и признание среди опытных хирургов было нелегко. Но не для такого выдающегося медика, как Всеволод Эрастович. Начав операции средней сложности, Салищев постепенно переходил к более трудным, включая операции на кровеносных сосудах, головном и спинном мозге. В таких случаях в операционной присутствовали все врачи-хирурги больницы. После нескольких великолепно выполненных сложных операций Всеволода Эрастовича окончательно «признали» и очень сожалели, когда спустя три года ему пришлось оставить клинику и вернуться на работу в Москву.

В 1941 году В. Э. Салищеву было предложено принять заведование факультетской хирургической клиникой Н. Н. Бурденко, будучи Главным хирургом Советской Армии, не мог уделять должного внимания кафедре и попросил Всеволода Эрастовича возглавить клинику, где обучались студенты и лечились раненые.

Операции в нашей клинике, как и в большинстве хирургических отделений, производились тогда под общим эфирным наркозом или под местным обезболиванием по методу А. В. Вишневского (в ткань через иглу вводился ¼ или ½-процентный раствор новокаина).

Метод местного обезболивания, разработанный Вишневским, вскоре получил довольно широкое распространение. Правда, в сложных случаях, когда операция связана со значительной травмой органов, особенно грудной или брюшной полости, предпочтение отдавали общему обезболиванию: использовали эфир или закись азота (веселящий газ).

Эфирный наркоз вытеснил в свое время хлороформ, более тяжелый по своим последствиям для больных, нежели эфир, и вместе с тем сам в дальнейшем уступил место другим, более щадящим по своему воздействию средствам. Эфирный наркоз давали на операционном столе через маску. Больной несколько раз вдыхал пары эфира и засыпал глубоким сном. Далее наркотизатор только подливал понемногу эфир, чтобы поддержать сон до конца операции. С течением времени метод общего обезболивания совершенствовался; были созданы специальная техника, лекарственные препараты, аппаратура, и даже выделилась специальная служба врачей-анестезиологов. Но такая дифференциация произошла позднее, после Великой Отечественной войны, а в предвоенные годы известным шагом вперед был переход от эфира к закиси азота.

В некоторых клиниках, а также и у нас, перед операцией больному еще в палате внутривенно вводили быстродействующие снотворные средства (авертин и др.). Больной мгновенно засыпал, и после этого его, спящего, везли в операционную. Такой метод обезболивания особенно благотворно действовал на людей с лабильной психикой, до ужаса боящихся операции и категорически отвергающих местное обезболивание (больные, уже прооперированные под местным обезболиванием, далеко не всегда лестно отзывались об этом методе).