Владимир Кованов - Призвание

В операционной часто можно было слышать нелегкий разговор между хирургом и больным. Встретившись с трудностями, скажем при отделении аппендикса, хирург вынужден был применить ряд сравнительно грубых манипуляций в брюшной полости, от которых больной страдал. Хирург пытался успокоить больного, вначале ласково, а потом уже строже, увещевая его потерпеть еще немного.

— Вот сейчас… сейчас все кончится…

Но больному было невмоготу. Он снова и снова требовал:

— Усыпите!

Тогда врач, стремясь облегчить состояние больного и получить возможность спокойно закончить операцию, командовал:

— Дать наркоз!

Так происходило нередко.

Как-то в клинику известного хирурга пришли врачи-туляки посмотреть, как производится удаление желудка под местным обезболиванием. Профессор привел гостей в операционную как раз тогда, когда сложная операция подходила к концу, но хирург замешкался с выделением желудка, а между тем ткань начала «отходить», появилась болевая чувствительность. Больная устала, с превеликим трудом ждала окончания операции, но крепилась. В этот момент и подошел к ней профессор и, не разобравшись в обстановке и явно рассчитывая получить бодрый ответ, спросил:

— Ну, как себя чувствуете?

Больная до сих пор молчавшая, вдруг повернула голову в сторону профессора и закричала:

— Скоро ли кончите меня мучить, окаянные?! Извелась я совсем!

Профессор растерялся, смутился, а гости, сделав вид, что они ничего не заметили, поспешно отошли от операционного стола.

В то время у нас в клинике не было специалистов-наркотизаторов, и эфирный наркоз давали ординаторы. С этого обычно начиналась их хирургическая деятельность: молодой врач должен был научиться безупречно давать наркоз через маску и уметь выхаживать больных после наркоза, чтобы у них не было воспаления легких и других осложнений.

Своего рода виртуозом по наркозу был у нас Иван Васильевич Дьячков. Он не был особенно удачливым хирургом, но наркоз давал так искусно, что хирург мог быть совершенно спокоен как во время операции, так и после.

Редкая операция Н. Н. Бурденко обходилась без участия Ивана Васильевича. Когда на наркозе стоял кто-нибудь другой и Николай Нилович не видел Дьячкова в операционной, он тут же посылал за ним и просил хотя бы присутствовать на операции. Больные также питали к Ивану Васильевичу особое расположение и задолго до операции просили, чтобы их непременно усыплял «этот высокий, со скрипучим голосом».

Иван Васильевич — действительно высоченный, костлявый, с хриплым голосом — ходил большими шагами, раскачиваясь, как маятник, говорил о́кая (родом он был владимирский). Все любили его за доброту, сердечность и отзывчивость.

Жил Дьячков по соседству с клиниками, приходил на работу первым, а уходил нередко последним. Перед уходом обязательно зайдет навестить «своих» тяжелобольных.

…Как-то больному передали, что, когда его усыпляли, он якобы буйствовал, ругался. «Правда ли это?» — спрашивает он смущенно у Ивана Васильевича. Тот, улыбаясь, отвечает: «Да, трудненько было вас, батенька, усыпить. Видимо, выпивали порядочно, а кто пьет — хуже поддается наркозу. Пришлось звать санитаров на помощь…»

Побеседовав с одним больным, Дьячков отправляется в палату к другому, — сегодня утром его оперировали по поводу перфоративной язвы желудка. Больной лежит бледный, осунувшийся, с темными кругами под глазами, в полузабытьи. У изголовья сидит дежурная сестра.

Иван Васильевич, подбодрив больного, пощупав пульс и удостоверившись, что больной находится под бдительным оком опытной сестры, тихо выходит из палаты. А в коридоре его уже ждет молодой врач — просит зайти в приемный покой, куда только что «скорая» доставила больную. Надо ли оперировать? Все знают, что в консультации Иван Васильевич никогда не откажет.

И так день за днем — обходы, операции, перевязки, дежурства, занятия со студентами… Студенты ходили за Иваном Васильевичем по пятам, внимательно слушая его окающую речь.

Видя, что ординатор никак не может усыпить больного, хотя и пытается удержать маску на его лице, Дьячков сразу же замечает ошибку и исправляет ее.

— Коллега не учел одной небольшой детали, — мягко говорит студентам Иван Васильевич. — При этом виде наркоза нельзя плотно держать маску на лице, да еще закрывать ее полотенцем! Надо периодически приподнимать ее для доступа воздуха. Иначе в маске создается повышенная концентрация углекислоты, которая раздражает центр дыхания, и, конечно, в этих условиях больного усыпить трудно.

Иван Васильевич сам дает наркоз, и больной сразу же засыпает. Студенты, конечно, восхищены мастерством Дьячкова. А он уже просит одного студента проверить, удобно ли лежат руки больного, другого ставит рядом с собой и показывает, как держать нижнюю челюсть больного во время сна, чтобы не запада́л язык, как «убирать» скопившуюся слюну из полости рта и многое другое. И все это без суеты, нервозности, лишних движений. Много полезного получали студенты, учась у такого опытного и знающего ассистента.

Любил он рассказывать молодым и о всяческих курьезах.

…Как-то поздно вечером дежурного хирурга вызвали в приемный покой. На стуле сидел средних лет мужчина, без пиджака, и придерживал на лице пропитанное кровью полотенце. Рядом стояла жена, которая, плача, поведала врачу грустную историю. Ее муж начал поздно приходить домой — занят, мол, по работе. Жена стала следить и вскоре убедилась: причина здесь другая. И чтобы наказать неверного мужа, бросилась на него в припадке гнева и откусила ему нос! А когда увидела окровавленное лицо, испугалась, упала в обморок. Муж не растерялся, подобрал с пола выплюнутый женой кончик носа, тут же положил его за щеку и, приведя жену в чувство, вместе с ней пришел в клинику. Дежурный врач — это был И. В. Дьячков — промыл злосчастный кончик носа в физиологическом растворе и тонким конским волосом фиксировал его на прежнем месте. А через неделю швы были сняты, благодаря хорошему кровоснабжению лоскут прижился! Пациент «остался с носом», чему, впрочем, и он и его жена были очень рады.

Была у Дьячкова одна невинная страсть — любил попариться в баньке. Рассказывал он об этом необыкновенно заманчиво, и в субботу кто-нибудь из нас увязывался с ним в баню.

Там Ивана Васильевича ждали как завсегдатая; тут же появлялся банщик, предлагая на выбор веники: березовые, дубовые. Наш знаток, не торопясь, пробовал, как пружинят прутья, много ли на них листьев, и наконец выбирал наидостойнейший. Затем, не торопясь, направлялся в парилку. Окатив полок горячей водой, он садился и принимался готовить веник. А потом начиналось священнодействие. Наверху, на полке́, неискушенному человеку нельзя было выдержать и минуты. Но Дьячкову — все нипочем!