Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

В сентябре же я был вновь приглашён в Мариинский дворец, где мне был вручён орден Трудового Красного Знамени в связи с 50-летним юбилеем моей общественно-санитарной работы (с 15 марта 1896 г. по 15 марта 1946 г.).

Конец октября и начало ноября я опять провёл в Москве на сессии АМН. В этот период, невзирая на чрезвычайную перегрузку заседаниями и работой в различных комиссиях, я, по настоянию Фёдора Давидовича Маркузона, навестил вместе с ним не выходившего из дома после перенесённого инсульта Альфреда Владиславовича Молькова. За ним трогательно ухаживала Мария Николаевна. Альфред Владиславович с видимым вниманием и интересом слушал рассказы о делах в АМН. Он понемногу занимался или хотел думать, что занимается, собиранием материалов по истории советского здравоохранения (в основном фотоснимков и портретов). Тяжело и тоскливо становилось на сердце. Это было моё последнее свидание с А. В. Мольковым. Впечатления от свидания заслоняли собою прежний его образ — образ человека, упорно и неутомимо стремившегося пробудить и поддержать огонь служения делу оздоровления населения, делу воспитания кадров общественно-санитарных работников, борца за упрочение социальной гигиены и социально-профилактической системы советской медицины.

Последние месяцы в этом году протекали у меня в исключительно напряжённой лекционной работе и в составлении неотложных записок и докладов. Внутреннее состояние моё характеризовалось в этот период пестрящими в моих тетрадях записями такого рода, как, например, запись от 19 ноября 1946 г.: «Среди самой неотложной занятости и напряжённого внимания перед докладами, основной фон моего самочувствия — ненадёжность здоровья, боли, отдающие в левое плечо, неуверенность в жизни, ни на минуту не оставляющее меня чувство неуловимо тонкой грани, отделяющей меня от конца жизни».

В декабре 1946 г. в Ленинград приезжал на несколько дней Н. А. Семашко. В то время он был занят подготовкой к печати и изданием небольшой работы, в которой подводил некоторые общие итоги развития и построения основ советского здравоохранения. Бесспорно, Н. А. Семашко, как первый нарком здравоохранения, имел совершенно объективные заслуги в строительстве системы советского здравоохранения на санитарно-профилактических основах. В своё время я подробно останавливался на этом в своей статье о районном медицинском участке [343]. В ней показана историческая преемственность профилактических основ советского здравоохранения, явившихся продолжением санитарного направления, оформившегося со времени Е. А Осипова и Ф. Ф. Эрисмана, М. С. Уварова, П. И. Куркина, В. А. Левицкого, С. Н. Игумнова [344]и других. После Отечественной войны Н. А. Семашко находился в той полосе жизни, когда он испытывал некоторую субъективную потребность обобщения итогов жизненной деятельности. Он с большой готовностью отозвался на моё предложение сделать доклад на тему о теоретических основах советского здравоохранения в Ленинградском отделении ВГО. Было спешно организовано заседание Общества в Большом зале Дома санитарной культуры. Собрание было очень многолюдно. Николай Александрович был встречен дружными аплодисментами. Открывая заседание, я напомнил об участии Н. А. Семашко в качестве наркомздрава в заседании нашего общества более 20 лет тому назад. Сам доклад его, однако, не вызвал надлежащего интереса. Николай Александрович читал его по корректированным листам и очень затянул это чтение.

Весь 1947 г. проходил для меня под знаком постоянных тяжёлых тревог за всё ухудшавшееся состояние здоровья Любови Карповны. На почве гипертонической болезни приступы её страданий от стенокардии и от лёгочных осложнений всё усиливались. Часто наступало удушье. Нужно было доставать подушки с кислородом. Любовь Карповна ослабела, оставалась одна в своей комнате, когда все уходили на работу. Много читала. Непрерывно и сосредоточенно думала и передумывала… Несколько раз при очень тяжёлом состоянии, по желанию больной, её помещали в больницу. Неусыпный уход мало-помалу давал результаты.

Мой день складывался так, что после ранних утренних часов традиционных хозяйственных работ я с 9–10 часов до 12–13 часов читал лекции в ГИДУВе, затем торопился на трамваях в Мечниковскую больницу на свою кафедру. Нередко приходилось оставаться там на заседаниях комиссий и Учёного совета до 9–10 часов вечера. Если же Учёного совета не было, то я торопился попасть (три раза в неделю) на ул. Мира в Научно-исследовательский институт гигиены; в нём я заведовал организационно-методическим отделом. Возвращаясь в 6–7 часов вечера с Петроградской стороны, я заходил к Любови Карповне в больницу. Сколько облегчения было, когда я видел, что больной лучше.

В январе 1947 г. у меня возродилась надежда добиться выхода в свет книги об удлинении средней продолжительности работоспособной жизни и деятельной старости в издании Академии медицинских наук. Вышедшее в 1945 г. издание этой книги очень быстро разошлось; меня оно не удовлетворяло совершенно произвольными, сделанными против моего желания, сокращениями при печатании. Тщательно разработанная мною программа социального обследования стариков для накопления хорошо проверенного материала об условиях, благоприятствующих более долголетней жизни и более длительному сохранению полной дееспособности, в издании была совсем выпущена без моего ведома и согласия.

Задавшись целью добиться переиздания книги в менее искажённом и изувеченном виде, я принялся за подготовку её к новому изданию. К лету эта работа была мною закончена, и мне удалось подписать договор с книгоиздательством Академии медицинских наук о переиздании книги в дополненном и расширенном виде. Я спешно сдал рукопись в книгоиздательство.

В моей работе над книгой меня воодушевляли многочисленные отклики на незадолго перед тем вышедшее в 1946 г. малотиражное издание ГИДУВа (2 тыс. экз.). В очень короткий срок всё издание разошлось, и ко мне стали поступать одно за другим письма от знакомых и совсем незнакомых мне санитарных врачей, и других советских людей с просьбой оказать им содействие в получении книги. Несколько выдержек из сохранившихся у меня таких писем могут объяснить моё стремление ускорить появление книги в новом, улучшенном издании. К большому моему огорчению, однако, новый вариант книги в издании АМН вышел только два года спустя. Причём, и на этот раз не в расширенном, а в ещё более урезанном и произвольно изувеченном при «редактировании» виде. Тем не менее, после выхода в свет нового тиража работы «Об удлинении жизни и деятельной старости» ко мне вновь стали поступать письма и заявления с просьбой оказать помощь в получении книги, потому что в книжных магазинах она мгновенно разошлась. Все такие жалобы я направлял в издательство АМН. Уже в 1951 г. я получил от издательства уведомление, что всё издание разошлось. Между тем я получал ещё более многочисленные запросы на книгу, не только единоличные, но и коллективные. Приведу несколько из случайно сохранившихся писем.