Джеймс Маккол - Лицо по частям. Случаи из практики челюстно-лицевого хирурга: о травмах, патологиях, возвращении красоты и надежды

Хотя столь продолжительная общая анестезия наносит сильный вред, Филипп был в хорошей физической форме до операции и после ухода из полиции продолжал следить за собой, поэтому его организм справился. Мы зашили его, и на этом этапе все выглядело хорошо. Тем не менее Филипп не пошел быстро на поправку после операции, как мы того ожидали, – процесс его восстановления оказался очень медленным.

Должно быть, это далось особенно тяжело его жене, которая, будучи медсестрой, была хорошо знакома с периоперационным периодом [83] Период вокруг операции начинается с момента постановки диагноза больному и решения вопроса об оперативном лечении и заканчивается выздоровлением больного или получением стойкой инвалидности. и понимала, через что ему приходится проходить. Она знала, как он мучается, в каком уходе нуждается, разбиралась в обезболивающих и других препаратах, которые он принимал, и прекрасно понимала, что они означают. Мы все понимали, что он не идет на поправку, как мы того ожидали, и уровень кальция в его крови продолжал расти. Это не обязательно означало, что рак растворял его кости, однако что-то провоцировало гиперкальциемию, и мой огромный опыт подсказывал, что это был явный признак чрезвычайно агрессивного рака, который не сулил Филиппу ничего хорошего.

Словно в подтверждение моих опасений, у него снова начались головные боли, с которыми оказалось очень тяжело справиться. Я был уверен, что данные боли не являются следствием прорастающей в его мозг опухоли, так как опухоль мозга вызывает три симптома: боль, судорожные приступы и очаговые неврологические симптомы – повреждение головного и спинного мозга или нарушение их функций. Другими словами, участок мозга, затронутый опухолью, вызывает конкретные симптомы. Если это затылочная часть с правой стороны, то у пациента из поля зрения пропадают отдельные участки: он не просто перестает видеть этим глазом, а теряет определенную часть поля зрения в нем. Если опухоль воздействует на двигательную кору, то определенный участок тела парализует таким образом, что хирург сразу понимает: «Это точно головной мозг, а не нерв, нервное окончание или спинной мозг».

У Филиппа не было ни одной из подобных проблем, поэтому мы вряд ли имели дело с опухолью мозга. Тем не менее это нисколько не помогало нам понять, что именно могло вызывать его гиперкальциемию и головные боли. Таким образом, через двенадцать дней после операции, толком не уверенные, найдем ли мы что-нибудь новое, мы отправили его на компьютерную томографию головы, проведенную Элизабет Лони, первоклассным рентгенологом шеи и головы. Изучив полученные снимки, Элизабет сразу же мне сообщила: «В мозге ничего нет, что хорошо, однако у него опухоль, которая разрушает основание черепа».

Сегодня при агрессивной опухоли единственный путь – хирургическое вмешательство, и порой с ним опаздывают. Но уже разрабатывают и испытывают новые методы лечения, внушающие надежду на лучшее будущее.

Хоть мы и вырезали опухоль у него во рту и в средней трети лица, она уже успела распространиться, затронув черепные нервы, отходящие к языку, зубам и лицу, а также начала атаковать основание черепа, через которое ей удалось пробиться. Это были отвратительные новости, в этот момент я осознал, что мы проиграли битву, и мне предстояло сообщить ему, что мы больше ничем не можем ему помочь.

Я бы отлично понял, если бы Филипп начал проклинать свою несчастную судьбу, дал волю своей ярости, принялся оскорблять и поносить меня и всех, кто попался ему под руку, однако, что поразительно, он ни разу не пожаловался. Каждый раз, когда меня вызывали к нему в палату, он просто тихо сидел в своей кровати, а на вопрос: «Как ты себя сегодня чувствуешь, Филипп?», часто отвечал: «На самом деле голова просто раскалывается». Однако до моего вопроса он никому не говорил ни слова.

К сожалению, мы ничем не могли ему помочь, кроме как продолжать держать его боль под контролем в ожидании неизбежного конца. Рак убил его очень быстро. Это был типичный пример чрезвычайно агрессивного рака, который обвел нас вокруг пальца, унеся жизнь достойного и порядочного человека, скромно и самоотверженно служившего своему округу, который заслуживал от жизни гораздо большего, чем припасенный ею для него столь жестокий конец.

На сегодняшний день агрессивные опухоли продолжают лечиться хирургическим путем, и иногда, как в случае с Филиппом, хирургическое вмешательство происходит слишком поздно, чтобы спасти пациенту жизнь. Но в настоящее время начали разрабатываться и проходить клинические испытания новые методы лечения, внушающие надежду на лучшее будущее, такие как уничтожение опухоли с помощью Т-клеток. Т-клетки – это разновидность лимфоцитов, которые циркулируют в крови и играют ключевую роль в реакции иммунной системы на инфекционные или злокачественные клетки («Т» в данном случае расшифровывается как «тимус», или вилочковая железа, в которой эти клетки созревают). В клинических испытаниях агентов, стимулирующих увеличение количества иммунных клеток, у некоторых пациентов с раком головы и шеи развиваются иммунные расстройства, однако эти новые лекарства подают большие надежды на исцеление. Именно у тех пациентов, которые сталкиваются с иммунными симптомами, опухоли чаще всего и начинают уменьшаться. Клинические исследования по оценке эффективности этих препаратов при лечении рака головы и шеи продолжаются, однако первые результаты обнадеживают.

С помощью таких лекарств нам, возможно, удастся улучшить способность нашего организма находить и уничтожать раковые клетки, чтобы с раком боролся сам организм пациента, а нам оставалось лишь направлять его к цели. Нам следует как можно быстрее развивать эти методы лечения, поскольку, несмотря на весь достигнутый нами прогресс, мы до сих пор теряем слишком много пациентов вроде Филиппа. Когда я вижу снимок наподобие сделанного Элизабет Лони снимка головы Филиппа, меня охватывает чувство беспомощного отчаяния, и в голову приходит только одно: «Господи, а теперь-то что делать?» И слишком часто я понимаю, что ответ, как это ни прискорбно, один: «Больше мы сделать не можем ничего».

Иногда, размышляя о своих пациентах, я ловлю себя на мысли: «Не слишком ли мы перестарались с лечением? Можно ли было обойтись меньшим?» Очевидно, что в интересах пациента получать минимальное необходимое для их исцеления лечение, и любые дополнительные усилия с нашей стороны лишь увеличивают риск осложнений. Однако порой агрессивный рак ведет себя словно напалм, прожигающий тело пациента насквозь, и мы пробуем одно лечение за другим, так и не найдя способа его исцелить. В таких случаях мне в голову приходят прямо противоположные мысли: «Было ли этого достаточно? Мог ли я сделать больше, чтобы спасти его?»