Сергей Боровиков - В русском жанре. Из жизни читателя

— Что ж, пожалуй; пусть служит, мы неразборчивы…» (Островский А. Н. Лес).

По ГТРК «Саратов» репортаж о том, что мэрия приобрела 10 новых пылеуборочных машин, «журналисты ознакомились с их устройством», выступил мэр, и т. д. Да возможно ли такое — не говорю в Швейцарии или Канаде или даже Польше, нет, спрашиваю, в Гватемале или Конго журналистов собирают, чтобы продемонстрировать чудо техники XXI века — пылеуборочные машины?!

А пресловутые «подарки»? Почему первыми лицами с помпой перед телекамерами проделывается то, что должно передаваться в рутинном рабочем порядке рядовыми чиновниками?

Но всего позорнее визиты высоких чиновников и депутатов в детские дома, в том числе и для инвалидов, где после вручения детям компьютера или телевизора, купленных за счёт налогоплательщика — за наш с вами счёт, визитёры опасливо усаживаются на ненадёжные детские стульчики, а благодарные дети поют и пляшут пред умильными взглядами бесстыдников и бесстыдниц.

Ермолов, живущий на покое в Орле, «не принимает одних только городских чиновников, а что всякому другому доступ свободен» (Пушкин. Путешествие в Арзрум).

В советском кино действие крайне редко действие происходило в конкретном городе, за исключением Москвы, Ленинграда, ну, ещё довольно редко Одессы и Киева.

Были одновременно два фильма, снятых в правда, не названном — Горьком в конце 50-х годов: «Екатерина Воронина» и «Евдокия». В первом показаны парадные улицы и порт, во втором некая деревянная окраина, надо полагать Кунавино. А недавно блестяще использовал долгие планы Нижнего Новгорода Алексей Балабанов в «Жмурках». Этот режиссёр обладает редким урбанистическим вкусом. Он показал «декадентский» Питер в ленте «Про уродов и людей». И угрюмый, но не как много раз бывшая декорация к Пушкину, Гоголю или Достоевскому, а живой, трамвайный Питер в «Брате».

В нашем Саратове на моей памяти снималось немного фильмов. Первая экранизация романов К. Федина «Первые радости» и «Необыкновенное лето» в 1956–1957 годах Владимиром Басовым, ещё один из первых и фильмов Петра Тодоровского «Верность», где, впрочем, самого города почти не видно.

К чему это я? К тому, что я, провинциал, жалею, что не запечатлевались, или почти не запечатлевались, или снимались безымянно Воронеж и Астрахань, Самара и Тула, Ярославль и Ростов-на-Дону.

Говоря о незапечатленности, я имею в виду не только утерянный архитектурный облик губернских центров, но ещё образ и ритм их жизни, облик горожан и прочая. Правда, существует до их пор практически не востребованная местная кинодокументалистика. Дело в том, что долгое время существовали зональные студии кинохроники. В Саратове — с 1931 года. Помимо документальных и так называемых заказных фильмов (а изредка и игровых) студия снимала киножурнал «Нижнее Поволжье», на закате советской власти бездарно переименованный в «Волжские огни». В зону нашей киностудии входили Астраханская, Сталинградская, Саратовская. Пензенская и Ульяновская области и Калмыцкая АССР. Вообразить только, сколько и чего не наснимали местные киношники за 70 лет!

Лучшее купанье — в дождь.

… А где я купался в своей жизни? И стал я вспоминать.

Волга: Саратов и Саратовская область, Самара, Астрахань, дельта; Дон в Вёшенской и где-то у станции Семикаракорской; Днестр у Тирасполя; Большой Иргиз у города Пугачёва, Малый Караман, Медведица, приток Медведицы Рельня, приток Волги Терешка, вообще всех малых речек и не вспомнить.

Чёрное море: Гагра, Пицунда, Кобулети, Батуми, Геленджик, Анапа, Туапсе, Дедеркой, Коктебель, Одесса, Ялта.

Сиваш.

Балтийское море: Эльсинор (по дороге к Копенгагену).

Адриатическое море: Дубровник.

Из всех дороже одно воспоминание: было мне тогда лет тридцать, недалеко от Лысых Гор, где в Медведицу впадает тихая речка Рельня. К вечеру пошёл тёплый бурный дождь со взрывающимися о воду ударами капель, я один из неуютного мокрого сада спустился к Рельне, поплыл, и плыл очень долго, выплыл в Медведицу, и доплыл до плотины здешней маленькой ГЭС, и голый, мокрый, скользя по земле и траве, воротился в дом.

Плыл, казалось, вечно, и у самого лица, на лице лопались водяные пузыри, среди лилий и кувшинок, упругие стебли которых то и дело пытались заплести мне руки, ощущая не границу сред, но цельно воду реки, влагу неба и себя едва ли не той же влагой.

2008

Удивительный всё же народец местные литераторы из профессиональных «патриотов». Послушаешь, а даже и почитаешь кое-что — яростнее врагов у «антинародного режима», как они любят выражаться, и быть не может. И они же вечно толкутся вокруг руководящих кресел, кто бы на них не уселся, клянча на изданьице-переизданьице-званьице к…летию.

Их исчерпывающая характеристика: «…самою полною сатирою на некоторые литературные общества был бы список членов с означением того, что кем написано». (Пушкин, 1833).

Жила в Саратове писательница П. Её много издавали и переиздавали, её сочинения очень легко ложились в рубрики типа «Тебе в дорогу, романтик!». Какие-то геологи, подростки, путешественники, вроде бы тайны и открытия. Подобный тип писателя дал В. Войнович в «Шапке» — Ефим Рахлин. Сама же она считала себя ученицей и последовательницей Александра Грина. Ну и ладно.

Однажды в журнал «Волга» пришло письмо. Там было написано: «Автору такой-то книги В. П. К вашему сведению: лёд не тонет. Читатель такой-то».

Редакционные люди раздобыли книгу такую-то и нашли. Там юные герои на плоту куда-то передвигаются по замерзающей реке. И для чего-то им понадобилось измерить глубину её. Но чем? И тут один взволнованный юноша-романтик, воскликнув «Эврика!», хватает рюкзак, вытряхивает содержимое и туго набивает его плавающими вокруг льдинками. Привязывает верёвку и опускает в воду, чтобы измерить глубину.

Сейфуллина сказала Форш, что ей трудно писать, так как она, Сейфуллина, стала стара. Форш ответила: «И, мать моя, разве этим местом ты пишешь» (Корней Чуковский. Дневник).

«У Достоевского в “Бесах” нет ведьмы. Почему? Вот лефовцы — это подлинные бесы: Маяковский — это Ставрогин, но Лиля Брик — это ведьма. Почему Достоевский не осмелился поднять руку на ведьму? Мне кажется, что если бы Достоевский посягнул и на это, то самому неоткуда было бы и расти. Ведьмы хороши у Гоголя, но всё-таки нет у него и ни у кого такой отчётливой ведьмы, как Лиля Брик» (Михаил Пришвин. Дневник).

Мой отец Г.Ф. Боровиков по поводу романов его современников — сибирских литераторов, многих из которых он хорошо знал лично, говорил, что они обдирают В. Я. Шишкова, который, в свою очередь, поднялся на «Угрюм-реке», обдирающей Д. С. Мамина-Сибиряка.