Питер Хёг - Темная сторона Хюгге

– У нас сложилось впечатление, что тебе нравится учеба, – говорит Лисбет, но Мальте объясняет, что это было дурацкое место, его там загружали работой, а платили гроши. Три месяца, никто не протянет там дольше. Все приличные ребята двигают дальше. Мастер не терпит, если кто-то оказывается умнее его. У себя он оставляет потом только законченных кретинов, которые ни в чем не смыслят. Однако спокойствие, он не хотел их так волновать. Он уже подыскал другую работу, во всяком случае, его обещали устроить. Это один из приятелей, он договорился, чтобы его взяли. Поработает водителем на мужика, у которого своя фирма по перевозке, они обслуживают крупные свинобойни в Хернинге. «У тебя же категория прав только на легковушки», – напоминает Томас, но Мальте уже озаботился этим вопросом. С теорией он уже разделался, вождение нужно сдать до Рождества. С января он выходит на новом месте. И да, кстати, он решил переехать. У его квартиры слишком высокая арендная плата, он отказался от нее, съедет к первому декабря. Думает купить себе «кемпер», такой совмещенный с автомобилем трейлер, в котором можно жить. Его можно поставить на подъезде к гаражу у одного знакомого. Так он сможет выкрутиться за гораздо меньшие деньги. «Когда папе, собственно, уже объявят его диагноз?» – спрашивает он.

Лисбет издает удивленный смешок.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Томас.

– У тебя же синдром Аспергера, – говорит Мальте. – Тут все в курсе, у кого хоть какие-то мозги есть, – продолжает он. – За километр видно.

– Может, и о маме что-нибудь скажешь? – спрашивает Томас.

– Мама нормальная, – говорит Мальте. – Она тут единственная нормальная.

– Ты так в этом уверен? – спрашивает Томас.

– Она тут единственная без отклонений, – гнет Мальте свое. – У нашего Бима, к примеру, СДВГ, а у Барсика – аутизм. Совсем как у Эсбена. Стопудовый аутизм.

– Может, сменим тему, пока не зашли слишком далеко? – говорит Томас.

– Но пап, просто взгляни, как он ест. Как постоянно вытирает руки о салфетку. Давай, посмотри, как он все перемазал своими жирными пальцами. И видишь, смотрит в стол. Эсбен, посмотри на старшего брата. Посмотри мне в глаза. Давай, будь паинькой. Видишь, он не хочет.

Мальте откидывается на спинку стула, рывком прихватив со стола бокал.

– Все, хватит, – говорит Томас. Лисбет вытирает пролившееся красное вино. Мальте резко поднимается из-за стола. Потягивается, так что свитер задирается, оголив плоский белый живот и пупок. Проводит рукой по волосам. Они у него до плеч, и он их осветлил. Настоящий красавчик.

– Мне пора, – говорит он.

– Ты вернешься к вечеру? – спрашивает Лисбет. – Не забудь, что завтра нам на кладбище.

Он нагибается и целует ее. От пламени, которым пылает все его существо, дрожит и гудит воздух. Потом он распрямляется и уходит. К еде на своей тарелке он так почти и не притронулся.

– Мальте, – окликает она его. – Может, что-нибудь съешь?

– Оставь его, – говорит Томас.

С треском захлопывается входная дверь, и наступает тишина.

– В каком-то смысле это даже несчастье, то, что он такой одаренный, – говорит Лисбет. – Он никогда не приживается там, где вполне мог бы остаться.

Эсбен обстоятельно вытирает пальцы салфеткой.

– Ничего, если я пойду в гостиную и посмотрю телевизор? – спрашивает он.

– Конечно, – отвечает Томас.

* * *

Она будит Томаса, и он рывком садится в постели.

– Что случилось?

– Мальте не вернулся.

Он тяжело вздыхает.

– Мы не можем запереть его, Лисбет. Он взрослый человек.

– Не такой уж он и взрослый.

– Ложись, – говорит Томас.

– Ты знаешь, сколько сейчас времени? Третий час. А завтра нам ехать на кладбище. Он обещал, что вернется не поздно.

– Ему двадцать лет, Лисбет. Вспомни себя. Что ты делала, когда тебе было двадцать?

– По крайней мере, меня не лупили всякий раз, когда я показывалась в баре.

– Если он хочет, чтобы ему врезали, мы ничего не можем тут поделать.

– Не понимаю, как ты можешь вот так вот об этом говорить.

– Ложись уже, Лисбет, – говорит Томас. – Простынешь, если будешь так стоять.

– Меня так тревожит, что он постоянно связывается не с теми, с кем надо.

– Рыбак рыбака…

– Какой ты все-таки циник, – говорит она.

– А ты святая наивность.

Однако он вылезает из постели, подходит к окну и встает рядом с ней.

– Подморозило, – говорит она. Он выглядывает в окно. В свете стоящего во дворе фонаря видно тонкий слой инея на плитке тротуара. – С кем он там куда-то собирался?

– Мне кажется, тебе лучше лечь.

– Я лягу тогда, когда сочту нужным.

– Лисбет!

Он возвращается в постель, укрывается одеялом с головой и поворачивается к ней спиной.

В четверть четвертого она громко восклицает: «Он не подходит к телефону!»

– Наверное, не слышит звонка, – приглушенно отвечает Томас.

– Я только что звонила ему несколько раз.

Она описывает круг по квартире.

Термометр за окном кухни показывает минус шесть. В ветвях каштана ни ветерка. Подрагивает свет фонаря во дворе, и лампа на лестнице, ведущей в подвал, то включается, то выключается. Иногда, бывает, они просыпаются от душераздирающих воплей, но этой ночью все тихо. Около четырех она возвращается в спальню и забирается под одеяло. Томас нагрел собой постель, и она прижимается к его спине.

– Какая ты холодная, – бормочет он.

– Ммм.

– А пальцы ног?

– Ледышки.

Он поворачивается к ней лицом.

– Давай их сюда.

– Шутишь?

Она пристраивает ступни у него между ног, и по его телу пробегают мурашки. Он греет в ладонях ее икры. – Так лучше?

– Так просто замечательно.

Теперь она знает, что он не спит.

В половине шестого они слышат, как открывается входная дверь.

Томас похлопывает по ее одеялу.

– Можешь спать, – шепчет он.

Когда Лисбет с Мальте выезжают из города, солнце еще только показалось над горизонтом и отражается бледно-розовой полоской в зеркале заднего вида. Небо впереди светло-серое. Кругом абсолютная тишина, машины и автобусы еще не проснулись. Они едут по Виборгвай, Лисбет держит постоянную скорость, на десять километров в час быстрее разрешенной, обгоняя один за другим грузовики, которые возвращаются к себе домой в Бельгию или Голландию, сгрузив товар на складах цветочного концерна ГАСА. До последнего момента она не была уверена, что поездка не сорвется, но уже в половине девятого Мальте пришел на кухню. Теперь он сидит на сиденье рядом с ней и молчит.

– Ляг вздремни, – говорит она. – Я разбужу тебя, когда будем на месте.

– Я не устал, – отвечает он.

Два-три раза в год она ездит на кладбище, на могилу к родителям. Как правило, одна. Но в этот раз Мальте сам изъявил желание присоединиться.