Елена Капинос - Поэзия Приморских Альп. Рассказы И. А. Бунина 1920-х годов

Штерн М. С. В поисках утраченной гармонии (проза И. А. Бунина 1930–1940-х гг.)… С. 161–162.

Там же. С. 162.

«В организации сюжета, – пишет о “Зимнем сне” М. С. Штерн, – важную роль играют мотивы фантастической баллады: ожидание экстаординарного события, появление вестника, свидание у гроба, бесконечное снежное поле, бешеная скачка глухой зимней ночью» (Там же. С. 163).

В сюжете Вукола М. С. Штерн усматривает «очерковое начало» рассказа, вплетенное в балладно-сказочный контекст (Там же. С. 163).

Бунин И. А. Письма 1905–1919 годов. М.: ИМЛИ РАН, 2007. С. 408.

А также мотивы русской романтической лирики в стиле «Зимнего утра».

«Но особый пиетет вызывал в Бунине Жуковский 〈…〉 Он никак не мог примириться, что незаконный сын его деда от турчанки Сальмы не носит имя Василия Афанасьевича Бунина, а по крестному Василия Андреевича Жуковского. “А ведь не были бы придуманы «нелепые» узаконения, был бы поэт Буниным” – приговаривал он», – вспоминает о И. А. Бунине А. В. Бахрах ( Бахрах А. В. Бунин в халате // Иван Бунин: Pro et Contra. СПб.: РХГИ, 2001. С. 196). Баллады Жуковского цитируются в художественных текстах Бунина, к примеру, в «Жизни Арсеньева»: // // Это моя первая зима в Батурине, и я еще чист, невинен, радостен – радостью первых дней юности, первыми поэтическими упоениями в мире этих старинных томиков, привозимых из Васильевского, их стансов, посланий, элегий, баллад: // Скачут. Пусто все вокруг. // Степь в очах Светланы… (6; 210).

См.: Мерилай А. Вопросы теории баллады. Балладность // Поэтика жанра и образа. Труды по метрике и поэтике. Тарту: Тартуский университет, 1990. С. 3–21. Ссылаясь на В. М. Жирмунского, А. Мерилай также пишет о балладном нео-синкретизме (Там же. С. 7).

По признаку непереводимости Ю. Н. Чумаков сближает сон и лирику, непереводимость сна обеспечена тем, что он не имеет реального денотата, не «достигает степени феномена», а формируется исключительно во внутреннем, укромном пространстве ( Чумаков Ю. Н. В сторону лирического сюжета. М., 2010. С. 48). В итоге сон намечает и расширяет границы внутреннего мира, увеличивая напряжение между внутренним и внешним. Примерно в том же направлении, но в более общем ракурсе исследовано безумие в одной из книг М. Фуко. Вот что пишет М. Фуко по поводу древнего, архетипического сюжета «Корабль дураков»: «Плаванье сумасшедшего означает его строгую изоляцию и одновременно является наивысшим воплощением его переходного статуса 〈…〉 Для внешнего мира он – внутри, для внутреннего – вовне» ( Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб.: Университетская книга, 1997. С. 33).

Виролайнен М. Н. «Я» и «не-я» в поэтике Пушкина // Пушкин: Исследования и материалы. СПб.: Наука, 2003. Т. XVI–XVII. С. 94.

Там же. С. 97.

См.: Виролайнен М. Н. «Я» и «не-я» в поэтике Пушкина. С. 94–101.

Принципиальный пропуск «ты» в лирике отодвигает от этого рода литературы проблему диалога, коммуникативности, любое «ты» обязательно вмещается в «я». Вместо «ты» на первый план выходит и становится вровень с «я» весь мир в своей скульптурной объемности.

Чумаков Ю. Н. В сторону лирического сюжета. С. 60.

Бибихин В. В. Грамматика поэзии. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2009. С. 134–136.

О «балладности» у Бунина см., например: Штерн М. С. В поисках утраченной гармонии… С. 163; Атаманова Е. Т. И. А. Бунин и В. А. Жуковский (К проблеме реминисценций в творчестве И. А. Бунина) // Творчество И. А. Бунина и русская литература XIX–XX веков. Белгород, 1998. С. 3–6; Анисимова Ε. Е. Жуковский и Бунин: эволюция образа зеркала в русской литературе XIX – начала XX веков // Филология и человек. Барнаул, 2010. № 2. С. 66–78; АнисимоваЕ. Е. «Душа морозная Светланы – в мечтах таинственной игры»: эстетические и биографические коды Жуковского в рассказе Бунина «Натали» // Вестник Томского университета. Сер. Филология. 2011. № 2. С. 78–84; Анисимова Е. Е. Традиции В. А. Жуковского в мотивной поэтике И. А. Бунина: от лирики к публицистике // Вестник Новосибирского университета. Сер. История, филология. 2012. Т. 11. Вып. 2. С. 167–171.

Поэтика рассказа «В некотором царстве» предвосхищает сверхмалые формы 1930 г., среди которых «Ландо», «Телячья головка», «Роман горбуна», «Первая любовь», «Петухи», «Распятие», «Канун» и др.

«Некоторое царство», «царство» – это один из повторяющихся мотивов у Бунина, который имеет в текстах Бунина разную степень определенности/неопределенности. Ср. гораздо более определенный контекст «царства» в «Жизни Арсеньева»: // …или говоря про Скобелева, про Черняева, про царя-освободителя, слушая в соборе из громовых уст златовласого и златоризного диакона поминовение «благочестивейшего, самодержавнейшего, великого государя нашего Александра Александровича», – почти с ужасом прозревая вдруг, над каким действительно необъятным царством всяческих стран, племен, народов, над какими несметными богатствами земли и силами жизни, «мирного и благоденственного жития», высится русская корона (6; 64). // Близки рассказу «В некотором царстве» зимние, рождественские, перенасыщенные пушкинскими цитатами пейзажи «Иды» (1925), а предваряется сюжет об Идее и композиторе тем же присловьем, что и в заглавии рассказа 1923 года: «Друзья мои, вот эта история. В некоторое время, в некотором царстве…» (5; 248).

Цветаева М. И. Об искусстве. М.: Искусство, 1991. С. 332–333.

Сильман Т. И. Заметки о лирике. Л.: Советский писатель, 1977. С. 135.

Жуковский В. А. Полн. собр. соч. и писем в 20 т. М.: Языки славянских культур, 2008. Т. 3. С. 13.

Россия у Бунина нередко обрисована как спящая или засыпающая страна, а в послереволюционном творчестве часто олицетворяется в образе спящей, засыпающей, мертвой или умирающей героини, которую видит во сне герой.

Пастернак Б. Л. Полн. собр. соч. в 11 т. М.: Слово/Slovo, 2004–2005. Т. 2. С. 61.

«– Отойдите за ради Господа. Того гляди, старуха зайдет… // – Какая старуха? // – Да старая горничная, будто не знаете!» (7; 95).

Условность любых письменных посланий в художественном тексте может быть проиллюстрирована примером из «Онегина», где, как отмечено Ю. Н. Чумаковым, письмо Татьяны находится одновременно у Онегина («Та, от которой он хранит / Письмо…») и у Автора («Письмо Татьяны предо мною…»). Ю. Н. Чумаков объясняет подобные «противоречия» «альтернативностью» модальностей онегинского текста (см.: Чумаков Ю. Н. «Евгений Онегин» А. С. Пушкина. В мире стихотворного романа. М.: МГУ, 1999. С. 106). Альтернативная модальность свойственна и лирической прозе Бунина, и хотя у Бунина речь, возможно, идет вообще о разных телеграммах, но покров сна, которым окутан рассказ, позволяет соединить два этих послания – недочитанное/неполученное и недописанное/неотправленное.