Михаэль фон Альбрехт - Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования

В сравнении с Гракхом порядок слов у Катона свободнее; он знает — как впоследствии Цицерон — и экспрессивную функцию начального положения глагола176: videre multi mortales, многие люди видели177.

Текст показывает, что цензор вовсе не стремится к краткости любой ценой, что он тоже любит ubertas. Здесь предвосхищается цицероновская miseratio с анафорами, аффективными существительными и прилагательными, но у катоновых фраз — более короткое дыхание, и ему не хватает драматической техники crescendo178.

Таким образом, сравнение с Цицероном и Катоном позволяет высказать два отрицательных тезиса о Гракхе:

i) Его рассказ лишен наглядности и драматических эффектов, он не создает эффектного crescendo, в отличие от Цицерона.

г) Он здесь не прибегает к miseratio, хотя этот прием известен уже Катону.

По крайней мере во втором пункте нужно, таким образом, говорить о сознательно избранной позиции179. Следовательно преодолена концепция, в соответствии с которой у Гракха можно усмотреть лишь примитивный этап, и мы вправе поставить вопрос об эстетических принципах Гракха в лежащем перед нами отрывке и в положительном аспекте.

Рациональность: Acutum

Структура гракхова повествования, как мы установили, строго рациональна; там господствует двойное членение, во многих случаях подчеркнутое параллелизмом. Прозрачность построения, в сочетании с жестким языком фактов, придает рассказу режущую, разоблачительную тональность. В такого рода рациональности есть своя харизма — выделяющая Гракха как «интеллектуала».

Acutum160 (ôÇvrrjç, острота) — понятие, близкое к brevitas, краткости; в основе лежит представление о коротком и остром холодном оружии. В содержательном отношении смысл сжимается в самом тесном пространстве181, в этическом речь идет о серьезной позиции, исполненной достоинства (gravitas), с формальной — часто о близости к сентенции или каком-либо ином виде пуантирования182.

Не случайно, как отсюда видно, антитеза — одна из самых частых фигур во фрагментах183. Некоторые примеры: pessimi Tiberium fratrem теит optimum interfecerunt, наихудшие убили моего наилучшего брата

Тиберия184. Как метко обращение титула vir optimus185, наилучший муж, на который убийца Назика претендовал как на наследственный, при употреблении в качестве лозунгов выражений boni и mali cives, хорошие и дурные граждане! Близкородственное противопоставление boni и improbi186 Гракх обыгрывает в следующем фрагменте: abesse non potest, quin eiusdem hominis sit probos improbare, qui improbos probet187, не может не быть того, чтоб бесчестить честных было свойством того же человека, который чтит бесчестных. Мы обязаны этой цитатой Цицерону, который, однако же, вносит предложение, как улучшить текст: improbos probet probos improbare188, бесчестных чтит — бесчестить честных. Пуантирование в таком случае становится более острым, и — немаловажно — появляется клаузула. В цицероновской версии расстановки слов заостряется хиастическая конструкция, все звучит более искусственно, чем можно было бы ожидать от Гракха189. Эллинистическая выучка заявляет о себе в следующем предложении: quae vos cupide per hosce annos adpetistis atque voluistis, ea si temere repudiaritis, abesse non potest quin aut olim cupide adpetisse aut nunc temere répudiasse dicamini190.

Членение периода тщательно: главное предложение состоит из 32 слогов, придаточное — из 31; в его рамках мы наблюдаем два отрывка, начинающихся с aut, каждый — по ю слогов191. Э. Норден вспоминает ввиду этих периодов о Горгии и Исократе192. Конечно, в порядке исключения он менее критичен, нежели античный знаток193, обнаруживающий здесь тавтологию: на самом делерош^ страдает от того, что решающие наречия появляются уже в первой части предложения. Перевод делает слабость очевидной: «если вы, чего все эти годы с жадностью добивались и желали, теперь ни с того ни с сего отвергнете, нельзя будет избежать того, что скажут, что или раньше добивались по жадности, или теперь отвергли ни с того ни с сего». В переложении фраза теряет свою строгую структуру и вместе с ней — эффект. Ради архитектоники Гракх примирился с тавтологией. В этом отношении, правда, больше повезло следующему crescendo: pueritia tua adulescentiae tuae inhonestamentum fuit, adulescentia senectuti dedecoramentum, senectus rei publicae flagitium194, детство твое было бесчестием для отрочества, отрочество порочило старость, старость — пятно на государстве. Это предложение было хрестоматийным примером качественного климакса, и этому обстоятельству мы обязаны тем, что оно дошло до нас195.

От разоблачающего рассказа один шаг до беспощадной откровенности и последовательности фрагмента 44. Здесь ход мысли таков: все хотят чего-то от вас; никто из нас не трудится даром; и я тоже не тружусь — я хочу от вас чести; кто выступает против обсуждаемого закона, тот хочет не чести от вас, а денег от Никомеда; кто выступает за закон, тоже хочет не чести от вас, а денег от Митридата; кто молчит — тот хуже всех: он готов быть подкуплен обоими.

Мы пытались понять acutum в стиле Гракха — с содержательной и формальной точки зрения — как симптом его четко выраженной рациональности. Та же самая черта отражается — как мы иногда могли отметить по ходу дела — ив использовании греческих технических средств196; и в том, и в другом для Гракха нет ничего чужеродного. С одной стороны, стремление к заостренным формулировкам означает сублимацию подлинно италийских задатков, с другой — в ритмизированном строении фразы обретает образ не только греческая теория, но и «архитектоническая» тенденция латинского языка. Чистота языкового субстрата соответствует прозрачности гракховской манеры, сообщающей acutum несколько иной характер, нежели в случае с Катоном197.

Стиль И АФФЕКТ

л) порядок слов

Что касается порядка слов, то Гракх — в отличие от Катона и от Цицерона — лишь в редких случаях прибегает к инверсии198. По большей части глаголы у него стоят — в соответствии с правилом и без логического акцента — в конце предложения.

Но если обратить внимание на остальные его части, картина меняется199: дважды во фрагменте 48 имя собственное — Marcus Marius — выносится на видное место; то же самое делается с географическими названиями — Теапит Sidicinum, Ferentini. Гракх почувствовал, что имена собственные заслуживают наиболее сильного выделения (что Гете внушал актерам200), и потому в каждом случае сдвигал имена к началу или же к концу предложения.

Не столь ярко выделяющиеся при чтении про себя начальные и конечные места раскрывают свою силу при устном произнесении201. В предложении eoque adductus suae civitatis nobilissimus homo M. Marius, туда был приведен знатнейший человек в своем городе, Марк Марий, эмфаза возникает благодаря необычной постановке в конце субъекта и благодаря атрибуту nobilissimus 202, в то время как Гракх вообще скуп на не несущие основной смысловой нагрузки слова203.

Во фрагменте 49 в каждом случае финальная постановка подчеркивает главенствующий элемент предложения: один раз — подлежащее, которое не без иронической тональности представлено публике как homo adulescens pro legato, молодой человек вместо посланника; потом — шутка погонщика волов: пит mortuum ferrent, не везут ли мертвеца; в конце — возмутительное завершение сцены: dum animam ejflavit, пока тот не испустил дух. С этой точки зрения, даже на первый взгляд столь блеклое idcirco получает вес в начале фразы («на этом основании, а не на каком ином, на этом смехотворном, или: ничтожном основании»). В противоположность Ж. Марузо, упускающему из вида роль инверсий у Гракха, мы должны прийти к заключению, что ловкое использование позиции в начале и в конце предложения придает нашему тексту живость и изящество.