Михаэль фон Альбрехт - Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования

<���Возможно, за этим первым фрагментом следовала мысль, что поддержание мира с Родосом полезно для

Рима, тем более что война потребовала бы значительных затрат и денег, и времени.>

По крайней мере, я полагаю, что родосцы не хотели, чтобы мы довели войну до такого конца, до которого она была доведена, ни того, чтоб царь Персей был разгромлен. Но не только родосцы этого не хотели, но многие народы и многие племена не хотели того же самого, думается мне. Да, возможно, — были между ними такие, которые не хотели такого исхода не для того, чтоб досадить нам. Скорее уж они опасались (если бы не было никого43, которого нам должно было бы остерегаться, мы стали бы делать, что нам угодно): если бы мы правили над ними единовластно, им пришлось бы оказаться нашими рабами. Ради своей свободы они и встали на эту точку зрения, думается мне. И, однако, от лица государства родосцы не оказали никакой поддержки Персею. Подумайте — насколько осторожнее обходимся мы друг с другом в частной жизни! Ведь любой из нас, если думает, будто что-то делается вопреки его интересам, противится изо всех сил, чтоб ничего не случилось вопреки им. Они же, несмотря на то, снесли все безропотно.

<���Хотя это и не соответствовало их интересам, родосцы из верности Риму ничего не предприняли против него. Сорок лет ничем не возмущенной дружбы теперь не должны быть перечеркнуты легкомысленной войной>:

Такие большие взаимные благодеяния, такую тесную дружбу — оставим ли мы их вдруг в спешке позади? О чем мы говорим, что родосцы хотели сделать, — сделаем ли мы это действительно сами первыми? < Основополагающую мысль этого места Д. Ки- наст развивает в смысле равновесия сил: Карфаген был действительно опасным соперником Рима. И, несмотря на то, Сципион выступил за его сохранение, чтобы не позволить римлянам стать слишком высокомерными и чтобы оставить оселок для их доблести. Из парафраза у Аппиана (Pun. 65, Cato fr. 170 Malcovati [1] Своеобразие Катона и способ АРГУМЕНТАЦИИ В РЕЧИ Всеми дословно сохраненными фрагментами предлежащей речи мы обязаны Авлу Геллию47, у которого они даны вместе с краткими изложениями содержания. Гел- лий спорит с цицероновым вольноотпущенником Ти- ) следует, что Катон использовал этот аргумент в речи о родосцах. Нужно ли в случае с Родосом, который теперь уже не может представлять опасности, вести себя иначе? К этому примыкает фрагмент i66>:

Кто острее всего говорит против них, говорит так: они хотели стать врагами. Но есть ли кто-нибудь среди вас44, кто — что касается его — счел бы справедливым быть наказанным потому, что он был бы обвинен, что хотел совершить преступление? Никто, думается мне. Ведь, что касается меня, я бы не хотел.

Далее. А есть ли столь суровый закон, который предписывал бы: «Если кто захотел сделать то или это, должен будет заплатить штраф в половину своего имущества за вычетом тысячи ассов? «Если кто захотел иметь больше пятисот югеров, наказание должно быть таким- то и таким-то»? «Если кто захотел иметь больше скота, кара должна быть такой-то и такой-то» ? Мы хотим всего иметь больше, и это нам позволяется безнаказанно.

Если же не подобает, чтобы кому-либо воздавались почести за то, что, как он утверждает, он хотел сделать что-то хорошее, не сделав этого — то должны ли тогда родосцы терпеть ущерб потому, что они не сделали дурного, но хотели, как говорят, это сделать?

О родосцах говорят, что они высокомерны, и ставят им в вину то, что я никоим образом не хотел бы, чтоб говорили мне и моим детям. Ну пусть уж они будут высокомерны. Нам-то что до этого? Потому ли вы гневаетесь, что кто-то высокомернее, чем мы?

К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ

Проблема влияния греческой риторики на речи Катона обсуждается со времен Геллия, о котором пойдет речь в следующем разделе. Э. Норден и А. Д. Леман склоняются к тому, чтобы признать это воздействие, Ф. Лео и другие отвергают эту точку зрения45.

Не столь умозрительным характером отличаются вопросы о структуре текста. Важный вклад в понимание архаических структурных форм в речи о родосцах внес Г. Фанкгенель46.

Обе эти проблемы должны быть развернуты заново, исходя из текста. При этом внимание будет сосредоточено на своеобразии Катона.

роном, критиком катоновских речей48. Упреки Тирона заслуживают упоминания, поскольку своеобразие Катона может стать очевидным именно в противопоставлении образу мыслей цицероновской эпохи.

Первое возражение Тирона направлено против катоновского опасения, что сенаторы в победной радости могут утратить способность размышлять и не будут более в состоянии судить разумно. По Тирону, защитник должен сначала попытаться расположить судей к себе почтительными словами. Оскорбления и повелительные угрозы здесь вовсе не к месту. Гел- лий возражает на это, что Катон защищает родосцев не как адвокат перед судом: сенатор, консуляр и бывший цензор, он дает совет по праву своего положения касательно того, что он считает наилучшим предпринять для государства. АисіогИа&, авторитетность позволяет бывшему цензору прибегнуть к тону, который во времена Цицерона уже нельзя было без оглядки употребить в обращении к сенату.

Но если первое возражение Тирона косвенно позволяет оценить значимость фигуры цензора, его второй упрек дает возможность лучше понять ход мысли в речи. Если Катон признает, что родосцы были настроены против Рима, то для Тирона это вовсе не защита, а признание вины. Геллий выставляет против позиции Тирона два довода. Во-первых, Катон вовсе не признает, что родосцы не желали римской победы, он приводит это только как свое личное мнение49. Во-вторых — и это решающее — Катон, по мнению Геллия, не только не сделал здесь ошибочного хода, но, напротив, создал шедевр; благодаря своей откровенности он приобретает себе кредит у всех партий и обращает то обстоятельство, которое на первый взгляд говорит против родосцев, им во благо: если родосцы не поддерживали Персея, хотя то было бы в их интересах, то они за это доказательство дружбы заслуживают симпатии со стороны римлян.

Таким образом, второй упрек Тирона позволяет вглядеться в invmtio, замысел речи, и наряду с этим выявляет две главные черты Катона: во-первых, его трезвую откровенность50, а во-вторых, его способность к многосторонней и ловкой аргументации и к превращению пункта, который представляется самым слабым, в сильнейший.

В-третьих, Тирон оспаривает следующую энтиме- му: quod illos dicimus voluisse facere, id nos priores facere occupabimus? (О чем мы говорим, что родосцы хотели сделать> — сделаем ли мы это действительно сами первыми ?). По Тирону, на это возможен только один разумный ответ: occupabimus certe-, пат si non occupaverimus, opprimemur, конечно же сделаем; ведь если не сделаем, потерпим поражение. На что Геллий возражает: человеческая жизнь подчиняется иным законам, нежели бой гладиаторов. Перед гладиатором стоит выбор — опередить противника или погибнуть. Но в жизни нет такой уж неумолимой необходимости совершить несправедливость первым, из опасения в противном случае стать ее жертвой. Это противоречило бы и снисходительности римского народа. Сенаторы охотно позволяли напомнить о своей мягкости, особенно если речь шла о таком относительно безопасном сопернике, как родосцы. (В случае с Карфагеном, как известно51, сам Катон отстаивал совершенно противоположный принцип.)