Михаэль фон Альбрехт - Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования

Это возражение Тирона также невольно дает увидеть, что для Катона не идет речь о каких бы то ни было принципах или о постоянстве в аргументации — его высказывания с тактической ловкостью приспосабливаются к конкретному моменту.

В конечном итоге Тирон нападает на слишком уж моралистическую позицию Катона (не замечая того, что в данном случае было безопасно и даже полезно для дела ее придерживаться), но в то же самое время впоследствии он выдвигает противоположную претензию: Катон использует доводы, не слишком достойные и весьма отважные. Такая тактика не подобает великому человеку, которым Катон все-таки был, она лукава, обманчива и софистична. Этот тезис относится к утверждению, что непозволительно нападать на родосцев, поскольку злой умысел сам по себе не является достаточным поводом для наказания. Катон — как признает также Геллий — благодаря своему примеру из частной жизни существенно сдвинул центр тяжести: желать больше земли или больше скота — вовсе не грех. Таким образом снижается значение позиции родосцев, враждебных по отношению к Риму. Но Геллий по крайней мере показывает, что Катон подготовил свои уязвимые аргументы и спрятал их слабые места со всей ловкостью.

Последний упрек Тирона также косвенным образом высвечивает катоновское своеобразие: главная цель Катона заключается в том, чтобы представить дело дружественных родосцев как правое или, в крайнем случае, их позицию — как заслуживающую извинения. Этой цели подчинено все остальное, в том числе и единство аргументации; то Катон говорит, что родосцы не вели войну против Рима и не желали ее вести; то он говорит, что судить можно только по делам, а сами по себе желания не подвержены каре; то он требует снисходительности, как будто бы признает, что они в чем-то провинились52. Но здесь проявляется, что форму мысли в этой катоновской речи следует понимать не исходя из строгой логичности, а из того, что это — своеобразный вид «боя врукопашную», при котором хорошо любое средство достижения поставленной цели53.

Нагромождение синон имов

И АЛЛИТЕРАЦИИ

После того, как был рассмотрен ход мысли в речи, необходимо обратиться к ее стилю. Первый фрагмент отличается торжественностью и полнотой, с которой мы не сталкивались в предисловии к De agricultura. Нагромождение синонимов — прием, который там употребляется относительно скупо — здесь с архаической беспечностью ведет к кричащему fortissimo: rebus secundis atque prolixis atque prosperis, в благоприятных и безмятежных и счастливых обстоятельствах; animum excellere, atque superbiam atque ferociam augescere atque crescere, [люди] зазнаются, и [у них] растут и развиваются высокомерие и своенравие54; a recte consulendo atque intellegendo, с [пути] правильного размышления и понимания. Можно установить наличие такого нагромождения лишь в начале (фрагмент 163). Напротив, в 164-м фрагменте мы находим только один пример такого рода (multos populos atque multas nationes, многие народы и многие племена). В следующих отрывках, 165-169, этот прием также уходит на задний план.

Таким образом, в речи о родосцах также наблюдается стилистическая дифференциация между началом и остальными частями. Тяжелый архаический omatus приберегается для начала55.

В начале речи преобладают звуковые приемы, как, например, не столь любимая в греческой литературе аллитерация56 — она, впрочем, проявляется и в следующих частях57. Еще эффектнее, чем аллитерация, — гомеоте- левт: augescere atque crescere; docent... soient. Число примеров можно умножить.

В чем смысл столь частого употребления этого приема в начале введения? Резкая акцентуация мгновенности упоения счастьем. Преувеличения хотят быть замеченными и побудить к размышлению. В конце первого абзаца стоит предложение, сформулированное кратко и сухо, — это чисто катоновский антиклимакс. Архаическая торжественность начала — иллюзионистская декорация первого плана, за которой последует трезвое продолжение.

Повторы слов

Употребления тех же самых слов в первом фрагменте (163), где нагромождаются синонимы, Катон скорее избегает. Тем не менее, такой архаический способ повышать напряженность, как повторение слов, можно наблюдать и здесь. Однако это средство ограничивается серединой, что выигрышно для значимости темы: quod haec res tarn secunde processif, что это предприятие осуществилось столь счастливо... quod nostras secundas res confutet, что расстроит наши счастливые обстоятельства ... secundae res laetitia transvorsum trudere soient, счастливые обстоятельства часто из-за радости сталкивают человека с [пути]. Это важное слово сменяется противоположным понятием: ne quid in consulendo advorsi eveniat, чтоб в обсуждении не вышло чего-нибудь супротивного... advorsae res edomant et docent, супротивные обстоятельства укрощают и учат. Кажется, еще не обращали внимания на то, что в группировке этих двух мотивов, решающих для понимания вступительной части, Катон выбрал такую же кольцевую форму, как в предисловии к De agricultura. Таким образом исследование словесных повторов, определяющих для формы, позволяет понять структуру первого фрагмента58. Не следует забывать и о беспрерывном повторении связывающего синонимы atque, — это признак высокого стиля59. Позднее в речи atque, напротив, служит в основном для сочетания предложений60, в то время как между связываемыми словами стоит et: 169 mihi et liberis meis, мне и моим детям.

В следующих фрагментах повторы слов оказываются основной формой развития мысли: 165: quod illos dicimus voluisse facere, id nos priores facere occupabimus, о чем мы говорим, что родосцы хотели сделать, — сделаем ли мы это действи тельно сами первыми? 168: sed si honorem non aequum est haberi ob earn rem, quod bene facere voluisse quis dicit, neque fecit tarnen, Rodiensibus oberit, quod non male fecerunt, sed quia voluisse dicuntur facere? Если же не подо бает, чтобы кому-либо возда вались почести за то, что, как он утверждает, он хотел сделать что-то хорошее, не сделав этого, — то должны ли тогда родосцы терпеть ущерб потому, что они не сделали дурного, но хотели, как говорят, это сделать? 169: Rodiensis superbos esse aiunt id obiect antes quod mihi et liberis meis minime did velim. sint sane superbi. quid id ad nos attinet? idne irascimini, si quis superbior est quam nos? О родосцах говорят, что они высо комерны, и ставят им в вину то, что я никоим образом не хотел бы, чтоб говорили м не и моим детям. Ну пусть уж они будут высокомерны. Нам -mo что до этого? Потому ли вы гневаетесь, что кто-то высокомернее, чем мы?

Во фрагменте 164 одно слово — noluisse, не захо теть — со своими неоднократными повторами являет ся носителем основной мысли: atque ego quidem arbitrer Rodienses noluisse nos ita depugnare, uti depugnatum est, neque regem Persen vinci. sed non Rodienses modo id noluere, sed multos populos atque multas nationes idem noluisse arbitror atque haut scio an partim eorum fuerint qui no n nostrae contumeliae causa id noluerint evenire, по крайней мере, с моей точки зрения, родосцы не хотели, чтобы мы довели войну до такого конца, до которого она была до ведена, ни того, чтоб царь Персей был разгромлен. Но не только родосцы этого не хотели , но многие народы и мно гие племена не хотели того же самого, думается мне. Да, возможно, — были между ними такие, которые не хоте ли такого исхода не для того, чтоб досадить нам.