Дирк Уффельманн - Дискурсы Владимира Сорокина

Здесь уже Липовецкий говорит о «Голубом сале» как о чудовищно разнородной «негремучей смеси»116. В «Голубом сале», «Ю» и «ConcretHbix» Сорокин на короткое время отказался от своего идеала «чистоты внутреннего строя»777, то и дело мечась из стороны в сторону в духе хаотичного модернизма778 и фэнтези.

Верный своей метадис курсив ной технике, Сорокин в романе разворачивает перед читателями концептуальное переосмысление фантастических дискурсов и поэтики бульварных романов и экшен-триллеров. Изменился объект концептуализации: это уже не «классицистический» соцреализм, а «модернистские» жанры поп-культуры. К «Голубому салу» уже нельзя применить классическую формулу, предложенную Генисом для описания соц-артовского концептуализма: «Русский постмодернизм = авангард + соцреализм»779. Роман 1999 года следует рассматривать как образец поп-артовского концептуализма780. «Концептуалистский интерес к жанрам массовой культуры», свойственный Сорокину, теперь направлен на новые жанры — «шпионские фильмы и комиксы»781. В «Голубом сале» ключевым предметом концептуального осмысления становятся модусы письма, такие как непоследовательность, ассоциативные сюжетные связи, непроницаемость текста. Иными словами, «Голубое сало» заимствует фрагментарность и неоднородность у современных ему дискурсов эзотерики, оккультизма, утопических проектов и бульварной литературы, одновременно миметически адекватных и делающих невозможным адекватное прочтение.

Поэтому в случае «Голубого сала» новостью оказалась не метадискурсивная стратегия, а неожиданная популярность романа. Типичные любители бульварной литературы, стилистику которой имитирует Сорокин, не увидели в книге ничего обидного, в отличие от поборников соцреализма, которых оскорбила «Норма», или защитников русской классики, возмущенных «Романом». Наоборот, поклонники этого жанра начали раскупать книгу! Зато на сей раз оскорбились другие. Новым романом Сорокин «умудрился задеть представителей почти всех социальных групп в современной России: националистов и коммунистов, либералов и бывших диссидентов, консерваторов, радикалов, духовенство и почитателей самой главной святыни — русской литературы»782.

Что весьма красноречиво, негодование всех этих групп вызвали вульгарные метафоры, материализованные в сюжете «Голубого сала». Ретроградная идеология, исповедуемая в романе сектой «землеёбов», которые — в 2068 году — выражают свое почитание Матери Сырой-Земли, мастурбируя в вырытые в земле углубления783, сатирически материализует культ родной земли у поздних славянофилов — почвенничество784, представителем которого был, в частности, Ф. М. Достоевский и которое в 1990-е годы, после распада Советского Союза, пережило возрождение в виде неоевразийских течений785. Еще больше внимания привлекла сцена анального секса между Хрущевым и Сталиным, по-видимому, представляющая собой реализацию историко-политической метафоры десталинизации, «Хрущев выеб Сталина»786. Однако попытки усмотреть в этой сцене порнографию необоснованны, поскольку текст явно не нацелен на то, чтобы вызвать сексуальное возбуждение, а наоборот, «нейтрализует любые эмоции»787.

По-настоящему провокационным — если не считать обычное для Сорокина обилие мата в печати — в «Голубом сале» можно считать наслоение788 перечисленных выше материализованных вульгарных метафор, относящихся к историческим событиям. Наиболее ярко этот прием проявляется в контаминации: жесткой политической диктатуры и пассивной гомосексуальной роли (Сталин)789, государственного террора и каннибализма (Хрущев, Сталин), моралистической литературы и непристойности (Ахматова)790. Вместе эти контаминации складываются в единую «историю-порнографию»791. Не порнография как таковая, а нарушение всех мыслимых традиционалистских границ сделало «Голубое сало» главной мишенью для искусственного раздувания «скандала». Как показала Салла Рясянен, внимание критиков привлекла не столько сцена полового акта, сколько фондю из человеческого мяса, поглощаемое Хрущевым и Сталиным, и их разговор о вымышленной лагерной повести Солженицына792.

Не менее красноречив тот факт, что «скандал» вокруг романа разгорелся только в 2002 году, а инициатором кампании против Сорокина и других авангардистских и постмодернистских писателей выступила пропутинская молодежная организация «Идущие вместе». В январе 2002 года ее члены начали устраивать собрания и «акции по возврату книг». Искусственно подогреваемое негодование достигло пика 27 июня 2002 года, когда Сорокин заключил с Большим театром контракт о написании либретто. Молодые и пожилые «активисты» «Идущих вместе», которым, как позже выяснилось, заплатили за участие в акции, рвали экземпляры «Голубого сала» и других постмодернистских книг и бросали их в пенопластовый унитаз, который они соорудили перед Большим театром в качестве «памятника Сорокину». Как отмечает Мануэла Ковалев, придав материальную форму метафорическому унитазу, в который им хотелось побросать эти книги, <.. .> «Идущие вместе» не только прибегли к той же тактике, что и Сорокин в своем скандально известном романе, то есть к материализации обсценных метафор, но и совершили обсценное действие, буквально проиллюстрировав текст, который они порицали, чтобы выразить свое (необсценное) суждение793. Накануне этого действа Артем Магунянц, юридический представитель «Идущих вместе», уже подал заявление в прокуратуру, обвинив Сорокина в распространении порнографии на основании сцены между Хрущевым и Сталиным в романе794.

Следует еще раз подчеркнуть, что все это происходило через три года после публикации. Ничто в романе Сорокина не могло шокировать знакомых с его творчеством читателей. Импульсом к выражению недовольства со стороны активистов летом 2002 года послужил меняющийся политический климат — усиление авторитаризма путинского режима. С позиций новой государственной идеологии «Голубое сало» выглядело «куда более вызывающе, чем когда роман только вышел из печати»795. В результате ОВД «Замоскворечье» обратился к нескольким экспертам для проверки текста796. Однако в апреле 2003 года эксперты в конце концов пришли к выводу, что оснований для обвинения в порнографии нет, поэтому прокуратура закрыла дело, не передавая его в суд.

Вместо того чтобы увидеть в прекращении дела победу свободы творчества в постсоветской России, некоторые исследователи утверждают, что так называемый скандал парадоксальным образом способствовал коммерческому успеху писателя. Максим Марусенков доказывает, что шестое русскоязычное издание «Голубого сала», отпечатанное тиражом более ста тысяч экземпляров, вышло до июня 2002 года, когда началось разбирательство797, и сам Сорокин уверяет, что скандал слабо повлиял на продажи его книг798. Но другие авторы заявляют, что благодаря скандалу — наряду с популярностью, которую ему принесло участие в эпизоде шоу «За стеклом» в качестве гостя, — Сорокин перестал быть писателем, известным лишь в узком кругу единомышленников, и превратился в знаменитость. Особенно неожиданным стал выпад Михаила Рыклина, недвусмысленно намекнувшего, что Сорокин и его издатели состоят в молчаливом сговоре с «Идущими вместе»: