Михаил Бахтин - Том 2. «Проблемы творчества Достоевского», 1929. Статьи о Л.Толстом, 1929. Записи курса лекций по истории русской литературы, 1922–1927

155. Чистый случай, когда по форме сказанное от себя является по сути изложением позиции анализируемого автора. Без учета этого постоянного хода Бахтина-лектора здесь, в ЗМ, нельзя понять не только записи лекций о Сологубе, но, в той или иной мере, все сколько-нибудь развернутые высказывания Бахтина в ЗМ. Отсутствие интонаций, особенно трудно фиксируемых в процессе записывания, будет, конечно, источником постоянных соблазнов только прямого восприятия слова Бахтина в ЗМ. Другое дело, что с любыми соблазнами принято бороться.

156. В рукописи ошибочно: из кавказской орды. Ошибка (оговорка, описка, «ослышка») может быть связана с явной этимологичностью фамилии героя.

157. См. примеч. 155.

158. См. фрагмент «Мальчики» темы «Достоевский» (с. 288).

159. См. комм. С. Г. Бочарова на с. 457.

160. Об упоминаниях рассказа «Три смерти» в произведениях М.М.Б. см. примеч. 43 на с. 596.

161. Хотя М.М.Б. явно интересует космичность как одно из важных мироощущений современной ему культуры (см. тему «Хлебников» и сказанное о Хлебникове в других темах ЗМ, см. также на с. 138–139 Бесед рассказ о знакомстве с Малевичем с упоминанием и Хлебникова), в записи фрагмента «Стихотворения» чувствуется, что Белый — не его поэт, чувствуется явная скороговорка, отсутствуют названия и циклов, и отдельных произведений, а «Христос воскрес» и «Королевна и рыцари» названы, кажется, только для того, чтобы ничего о них не сказать. Трудно отделаться от общего впечатления, что поэзия Белого чем-то не удовлетворяла Бахтина, не была ему близка, хотя в Беседах семидесятисемилетний Бахтин охотно цитирует и Белого-поэта (с. 36).

162. Все сказанное о Белом-прозаике имеет интерес чрезвычайный; в частности, объем и содержание темы места и значения Белого в русской литературе не имеет аналога в ЗМ; о подобного рода тотальном влиянии какого-либо автора на других авторов, кажется, не пишет Бахтин и в известных своих произведениях. Содержание заключительных фраз фрагмента (ими заканчивается и вся тема «Белый»), упоминание рока («над всеми как рок висит, и уйти от этого рока никто не может») — все это воспринимается далеко не просто комплиментарно по отношению к Белому. В свете последних фраз иначе воспринимается и первая фраза фрагмента о влиянии Белого, которое подавляюще велико; начало и конец смыкаются, и общее впечатление вполне может сложиться как гнетущее. По отношению же к тем, кто не может избежать влияния, сказанное воспринимается едва ли не как обвинение в чрезмерной внушаемости, пассивности, роковом бессилии и несамостоятельности, что подчеркивается повторением местоимений всех, все, всеми, никто. Иные, более узко оценочные, обертоны слышатся в теме «Эренбург», в каком-то смысле продолжающей тему «Белый». Из молодых прозаиков от тотального влияния Белого освобождает М.М.Б., как минимум, Леонова (с. 386). Ср. о влиянии Белого на всех у О. Мандельштама (примеч. 244 нас. 646).

163. Особая ценность записи лекций об Андрее Белом в том, что содержание лекций имеет самое непосредственное отношение к проблемам истории и русского и не только русского романа (гораздо большее отношение, чем тема «Достоевский»). Не случайно дважды публиковавшаяся в ряду других тем ЗМ она каждый раз оказывалась первой, хотя этим и нарушалась последовательность расположения тем в ЗМ. Ценность этой записи и в наличии в ней проблемы заимствований, влияний и традиций, а также темы продолжения, изживания и завершения традиций. Всё — в одной теме «Белый». Завершающий традицию как бы необходимо должен влиять и воздействовать. При этом изживание и завершение традиции не только не исключает новизны, но предполагает и чуть ли не требует ее (иначе будет не завершение, а что-то иное): о Белом-«завершителе» сказано, что у него новая форма, новый стиль, новый язык. Полемика с формалистами живет в этом фрагменте на глубинном уровне, не обнаруживая себя явно, как и в ПСМФ в отличие от ФМ.

Такие выражения М.М.Б., как «Белый на всех влияет» или «Он стал учителем всех русских прозаиков» (второе предложение фрагмента «Место и значение Белого в русской литературе») требуют некоторого пояснения. По-видимому, можно говорить о том, что Бахтин действительно читал всех или почти всех, хотя и не буквально всех. Прежде всего, об этом свидетельствуют сами ЗМ, а именно их условный второй раздел в сумме всех тем этого раздела; особенно же — последние одиннадцать тем, начиная с темы «Замятин» и до самого конца. Есть, однако, и свидетельство самого Бахтина (Беседы, с. 129–130, контекст — разговор о Маяковском):

Д: Ну, а Вы его мало читали вообще в то время?

Б: Нет, читал все-таки, довольно много читал. В то время мы очень много читали, поглощали, в том числе и всякой ерунды. Но Маяковского — ну как же, я знал… (курсив наш — комм.).

Есть интересное свидетельство С. Г. Бочарова, в январе 1972 г. в Доме творчества писателей в Переделкине расспрашивавшего Бахтина о жизни его в 20-е гг. в Ленинграде и в т. ч. об источниках тогдашних доходов. На вопрос, читал ли тогда Бахтин лекции (ничего из того, что знаем мы об этом сейчас, известно в 1972 г. еще не было), Михаил Михайлович ответил (так записано):

«Да, много. И официально и, главным образом, неофициально. Официально — на курсах библиотекарей, установочные лекции: растолковывал им все новинки. Приходилось читать много всякой ерунды. За это как раз платили».

Так что преувеличения в этих бахтинских все, на всех, над всеми, совершенно очевидно, не было, как не было преувеличения и в утверждении в Беседах, что «почти все знал наизусть, почти всего Блока, как и всего Вячеслава Иванова» (с. 95). Белого, как видим, в этом ряду нет. Знал наизусть не всего?..

164. См. «Трилистник ледяной» и стихотворение «Черная весна» из «Трилистника весеннего» (сб. «Кипарисовый ларец»).

165. Стихотворение <���Моя тоска> («Пусть травы сменятся над капищем волненья…» из сб. «Разметанные листья»).

166. Стихотворение «Тоска припоминания» из «Трилистника тоски» (сб. «Кипарисовый ларец»):

Мне всегда открывается та же

Залитая чернилом страница.

Я уйду от людей, но куда же,

От ночей мне куда схорониться?

Все живые так стали далеки,

Все небытное стало так внятно,

И слились позабытые строки

До зари в мутно-черные пятна.

Весь я там в невозможном ответе,

Где миражные буквы маячат…

Я люблю, когда в доме есть дети

И когда по ночам они плачут.

167. Стихотворение <���Баллада> из «Трилистника траурного» (сб. «Кипарисовый ларец»).