Михаил Бахтин - Том 2. «Проблемы творчества Достоевского», 1929. Статьи о Л.Толстом, 1929. Записи курса лекций по истории русской литературы, 1922–1927

177. См. статью СИ. Бернштейна «Голос Блока» (1921, опубликована в 1972) //«Блоковский сборник, II» Тарту, 1972, с. 454–525.

178. Основы самобытной теории интонации были заложены в ряде работ М. Бахтина 20-х гг. Экспрессивная интонация рассматривалась как важнейший конструктивный признак высказывания: «Интонация всегда лежит на границе словесного и не словесного, сказанного и не сказанного. В интонации слово непосредственно соприкасается с жизнью. И прежде всего именно в интонации соприкасается говорящий со слушателем: интонация социальна par excellence (по преимуществу)» (В. Н. Волошинов. Слово в жизни и слово в поэзии. «Звезда», 1926, № 6, с. 253). Ср. также: «Вот именно этот "тон" (интонация) и делает "музыку" (общий смысл, общее значение) всякого высказывания <���…> Ситуация и соответствующая аудитория прежде всего определяют именно интонацию и уже через нее осуществляют и выбор слов и их порядок, через нее осмысляют целое высказывание» (В. Н. Волошинов. Конструкция высказывания. «Литературная учебы», 1930, № 3, с. 77–78). Теоретическое различение ритма и интонации проводится в первой главе АГ (см.: АГ, ЛКС, 10–14).

179. См. в статье Ф. Ф. Зелинского «Памяти И. Ф. Анненского» (1909): «Не раз беседовали мы с покойным на эту тему, не раз рисовали себе картину грядущего «славянского возрождения», как третьего в ряду великих ренессансов после романского — XIV-го и германского — XVIII-ro веков. Когда оно наступит?» (Ф. Зелинский. Из жизни идей. Т. 2. Древний мир и мы. Изд. 3, СПб., 1911, с. 377). Существует воспоминание старшего брата М. М. Бахтина — Николая Бахтина (1894–1950) — о собраниях кружка филологов-классиков и поэтов при руководстве Ф. Ф. Зелинского (у которого учились в Петербургском университете оба брата Бахтины) в годы, предшествовавшие революции 1917 г., и в самые дни октябрьских событий; участники назвали свое общество «Союзом третьего Возрождения»: «Это было семнадцать лет назад в "Красном Октябре" — в Петербурге во время коммунистического переворота. В маленькой и холодной квартире на Васильевском острове, при свечах (потому что, разумеется, электричества не было в те дни), нас собралось двенадцать человек вместе с нашим старым учителем, профессором Зелинским; все мы — знатоки греческого языка, философы и поэты — общество, имевшее обыкновение собираться и обсуждать классические темы в их отношении к настоящему. "Союз третьего Возрождения" — так самонадеянно мы его называли. Потому что мы верили, что были первыми деятелями нового Ренессанса, который должен был скоро наступить, — Русского Ренессанса — окончательной и высшей интеграции современным миром эллинской концепции жизни. Потому что, как и все прочее в России, занятия классической филологией были не просто обучением, но, сверх того, способом пересоздать жизнь. Изучение греческого языка было подобно участию в опасном и волнующем тайном заговоре против самих основ современного общества во имя греческого идеала. Воодушевленные этими чаяниями, мы тогда оказались перед лицом событий, которые, казалось, должны были положить конец нашим наивным надеждам. Россия явно была на пути к чему-то совсем иному, нежели Греческое Возрождение» (Nicholas Bachtin. Lectures and Essays. Birmingham, 1963, p.43).

180. В новелле «Жонглер Богоматери», в сб. «Перламутровый ларец» (1889).

181. Ограда — как граница миров — устойчиво связана в блоковской лирике, особенно в «Итальянских стихах», с означающими и украшающими ее цветами, главным образом с розами: «Далеко отступило море, И розы оцепили вал…» («Равенна»); «Лишь, как художник, смотрю за ограду, Где ты срываешь цветы, — и люблю!» («Девушка из Spoleto»); «На оградах вспыхивают розы…» («Благовещение»). В стихотворении того же 1909 г. «Бывают тихие минуты…» (из цикла «Через двенадцать лет»): «И вдруг — туман сырого сада, Железный мост через ручей, Вся в розах серая ограда, И синий, синий плен очей…» Осел в «Итальянских стихах» не встречается.

182. Сопоставление с «Медным всадником» — в книге Р. В. Иванова-Разумника «Александр Блок. Андрей Белый», «Алконост», Петроград, 1919, с. 131–132, 138, 161.

183. Аластор — в древнегреческой трагедии демон родовой мести, «детородная сила греха», по характеристике Ф. Ф. Зелинского (см.: Софокл. Драмы. Перевод со сведениями и вступительными очерками Ф. Ф. Зелинского. Т. 2, М., 1915, с. XXXVII, 30). Действие этой силы в трилогии Эсхила «Орестейя» свершается в границах трех поколений (преступление Атрея и Фиеста — гибель Агамемнона — месть Ореста за Агамемнона).

184. С этим отказом от отцовства и сыновства связывает М. Бахтин и тему двойника у Блока — ср. в лекциях изолированное замечание о стихотворении «Двойник»: «Он хотел быть не звеном в цепи поколений, а самим собой, но остался не вечно молодым, а стареющим юношей».

185. Тему «Акмеизм» трудно назвать введением в содержание трех последующих («Ахматова», «Гумилев», «Кузмин»): для сравнения см. тему «"Парнас", декаданс, символизм» (с. 289) и тему «Футуризм». Фрагмент выделен Р.М.М. в отдельную тему , видимо, только для удобства пользования записями . И этот фрагмент и следующие за ним темы содержательно примыкают к темам предшествующим (о символизме, символистах и Анненском) и в каком-то смысле продолжают их: остается символистский фон с упоминанием наряду с Анненским Вяч. Иванова, Блока, Бальмонта, Белого, Сологуба ( тема «Кузмин»). Отдельные замечания об акмеизме как таковом содержатся в тексте трех следующих тем и восполняют, уточняют, и конкретизируют сказанное в этом небольшом фрагменте. См., например, в теме «Анна Ахматова» замечание о равновесии эмоциональных и зрительных моментов слова у акмеистов или о стремлении акмеистов избавить слово от назойливого звучания .

186. О трех семантических гнездах: любовь, песня, молитва см. статью В. В. Виноградова «О символике А. Ахматовой. Отрывки из работы по символике поэтической речи» («Литературная мысль». Альманах 1. Пг. 1923, вариант: 1922, с. 91–138). На обложке альманаха и в тексте статьи «О поэзии Анны Ахматовой» указан 1923 г., но указывается и 1922 г. (см. об этом: В. В. Виноградов . Избранные труды. Поэтика русской литературы. М., «Наука», 1976, с. 501, сноска). В ФМ (с. 84) и МФЯ (в изд. 1930 г. с. 114–115) В. В. Виноградов упоминается как автор книги «О поэзии Анны Ахматовой» (Л., 1925); в МФЯ книга ошибочно названа «Поэзия Анны Ахматовой».

187. О вещи у Ахматовой писали в 10-е и 20-е гг. многие, в том числе и В. В. Виноградов в книге «О поэзии Анны Ахматовой»; о функции вещи у Ахматовой полемизировали (см. об этой полемике начало гл. V ук. книги и соответствующее примеч.: В. В. Виноградов . Избранные труды. Поэтика русской литературы. М., «Наука», 1976, с. 400, 504; авторы примеч. — Р. Д. Тименчик и А. П. Чудаков, речь идет о четырех примеч. к стр. 400). На фоне этой полемики фраза в ЗМ о том, что у Ахматовой каждая вещь знаменует только себя звучит не без иронии (ср. о знаменовании в ФМ на с. 82: «Слово у символистов не изображает и не выражает, а знаменует» и далее о том, что значит « знаменование »).