Константин Сотонин - Сократ. Введение в косметику

Теперь посмотрим, что происходит в процессе обучения. Прежде всего, очевидно, что нельзя научить давать правильный ответ на вопрос: «сколько будет два плюс один? », не научаяпредварительно каждому из пяти участвующих в вопросе слов, т. е. не производя какой-то предварительной работы по «воспитанию условных рефлексов» на каждое из этих слов, не создавая каких-то ассоциативных групп вокруг слов «один», «два», «плюс»; нельзя научить, но можно выдрессировать,– этим сказано всё, чтобы признать за опытами Бехтерева интерес в решении вопроса, чему можно выдрессировать собаку, и чтобы предложить Бехтереву раз и навсегда прекратить выдавание своих опытов за решение тех же вопросов, которыми занимается психология, но в иной, «рефлексологической» плоскости, – выдавание, которое создаёт нелепые представления у молодёжи, сбивая её с толку, и которое – всё равно, знает ли об этом сам Бехтерев, или не знает – совершенно не соответствует действительности. Объективный, рефлексологический, физиогномический подход к психическим процессам очень важен, но он должен быть очень умелым, а умелым он может быть только тогда, когда он следует захорошим психологическим анализом того же процесса, – иначе рефлексолог будет совершенно беспомощен в том, чтобы существенные рефлексологические черты отличить от несущественных, даже в том, чтобы вообще в хаосе рефлексов усмотреть некое единство, – он будет так же беспомощен, как если бы, будучи глухим и не имея представления о звуках, он захотел найти закономерность между иероглифами, на которые смотрит дирижёр оркестра, называя их партитурой (раздражение), – и тем своеобразным «танцем», который производится дирижёром и оркестрантами (рефлексы, реакция). Мы на примере Бехтерева видим, какие закономерности может устанавливать такой рефлексолог.

Но вернёмся к вопросу об обучении. Рассматривать его только рефлексологически – значит уподобиться нашему глухому «рефлексологу». Потому что в обучении главное – выработка понимания слов и понимания их комбинаций;установивши это, мы могли бы с большим успехом вернуться к объективному (но не только рефлексологическому, а вообще физиологическому) рассмотрению обучения, – но для этого физиология ещё слишком плохо знает нервную систему; мы можем только сказать, что в основе понимания лежат какие-то очень сложные ассоциативные (не в психологическом только, а и в физиологическом смысле) процессы; можем приблизительно указать, какие части коры должны быть ассоциированы для понимания данного слова. Дальше, психологически мы устанавливаем, что понимание может быть разных степеней, что высшая степень понимания обуславливается большим количеством ассоциаций, что в частности сюда могут входить ассоциации к двигательным центрам коры и что вследствие этого понимание может выявиться «рефлексологически», и также очень различно, в зависимости от степени понимания.

О дрессировке и обучении мы заговорили в связи с вопросом о внушении философской оценки. Внушение (о его природе я высказывался в ряде работ) лежит в основе и дрессировки и, частично, обучения; несомненно, легко можно выдрессировать попугая и трёхлетнего ребёнка произносить без запинки «категорический императив» Канта, и Бехтерев примет результат дрессировки за наличие у попугая философской оценки: ведь имеется налицо словесное выражение, а в наукообразности и нормативности категорического императива никто не сомневается. Считая вопрос достаточно выясненным, мы можем теперь сказать:

1)Данное словесное выражение может быть философской оценкой только у того, кто понимает его наукообразность и нормативность; а понимать это – значит понимать способы использования данной оценки в конкретных случаях поведения; объективно, «рефлексологически», это понимание выражается в том, что понимающий указывает целесообразное использование оценки в конкретных условиях поведения спрашивающего(не в конкретных условиях, на которых происходила выработка «понимания»!).

2)Фактически имеет данную философскую оценку (примыкает к ней, согласен с ней) тот, кто фактически использует её в качестве наукообразной и нормативной в своём конкретном поведении; отсутствие этого признака при наличии утверждений данного лица, что он примыкает к высказываемой оценке, является признаком или фразёрства, или ошибки в понимании данной оценки.

Каждая личность постоянно испытывает внушающие влияния мировоззрений соприкасающихся лиц (или книг), но эти влияния весьма не однообразны, в зависимости от очень многих условий и внешних (однообразие, частота внушений) и внутренних (внушаемость, критичность, интеллигентность и т. д.). В общем, можно говорить о трёх основных формах влияния внушений на психику и о трёх соответствующих результатах, вызываемых ими в психике:

1)психический паралич,

2)психическая каталепсия,

3)психическая конвульсия.

В самом деле, внушения обычно действуют прежде всего парализующена психические состояния, чуждые внушению и особенно противоположные ему; это обуславливается главным образом всё большим и большим, по мере хода внушений, сосредоточением внимания испытывающего внушение лица па внушаемых образах; все прочие образы постепенно исчезают, все прочие психические процессы «парализуются»; в гипнозе это парализующее влияние внушения на психику наблюдается в особенно яркой форме. В частности, «механика» распространения мировоззрения в массах, а также способ воздействия книги на настроение и мировоззрение читателя, проповедника на слушателей и т. д., – становится уже наполовину понятным, когда мы узнаём о парализующем влиянии внушений; внушаемое мировоззрение, внушаемая философская оценка, многократно воздействуя на психику данной личности, становится постепенно наиболее живой оценкой в сознании данной личности, оценкой, наиболее отчётливо представляемой сознанием; затем она, сосредотачивая на себе всё большее внимание, вытесняет из сознания сначала противоположные оценки, затем только расходящиеся, и пройдя все этапы, становится единственной (механизм вытеснения Фрейда, в существенно иной форме). Но этот механизм воздействия внушений – не единственный; наряду с ним происходит второй процесс в психике.

Каталепсия есть особое судорожное состояние мышц, наблюдаемое при некоторых нервных болезнях и искусственно вызываемое в гипнозе, характеризующееся так называемой «восковой гибкостью» мышечной системы: какое бы положение ни придавать телу и отдельным его частям, это положение сохраняется более или менее продолжительное время. По аналогии, психической каталепсиейя называю «застывание» сознания на одном, внушённом переживании, на более или менее продолжительный срок, сохранение в сознании в неизменном виде внушённого образа, настроения, желания, оценки. Это интересное явление, также наблюдающееся в наиболее яркой форме в гипнозе, особенно в постгипнотических внушённых состояниях, а также хорошо известное в форме навязчивых представлений, чувств, влечений, внушённых извне или возникших путём самовнушения, – составляет второй очень важный механизм распространения мировоззрения. Если благодаря первому механизму внушаемая философская оценка вытеснила из сознания все расходящиеся с ней оценки и стала единственным объектом внимания, то благодаря второму механизму она из объекта внимания превращается если не в философскую оценку, то в большое подобие философской оценки, которую как будто разделяет, к которой примыкает лицо, подвергающееся внушению: данное лицо выявляет теперь внушённое мировоззрение как своё : он говорит внушёнными словами и фразами, обнаруживает в соответствующих случаях те настроения, которые внушались ему на подобные случаи, в нём замечаются не бывшие раньше желания и формы поведения в согласии с внушённым мировоззрением; и он утверждает, что действительно разделяет это мировоззрение. На наименее наблюдательных он производит впечатление вполне искренне и сознательно примкнувшего к данному мировоззрению, последовательно проводящего в жизнь своё новое мировоззрение; более наблюдательные замечают много противоречий в его словах и поступках и признают его ломакой, ханжой, притворщиком и т. д.; ещё более наблюдательные обращают внимание на трафаретность, «штампованность» всех его слов и поступков в согласии с новым мировоззрением и заключают отсюда, что это мировоззрение в нём наносно, поверхностно, что он несколько вымуштровался, выдрессировался на нём, но оно не проникло в его «душу». Последнее мнение уже довольно близко к правильному пониманию данной личности: в её примыкании к новому мировоззрению действительно много сходства с поведением дрессированного животного, и это сходство будет тем большим, чем в меньшей степени в сложении мировоззрения данного человека участвовали другие факты, чем в более чистой форме внушаемое мировоззрение вызывало состояния психического паралича и психической каталепсии; потому что дрессировка есть внушение, основывающееся исключительно на его свойстве вызывать психический паралич и психическую каталепсию,и успех дрессировки тем больший, чем легче и чем в более чистой форме они вызываются; отсюда понятно, что животные, наиболее склонные к подражанию, наиболее пригодны к дрессировке: подражание есть выявление психической каталепсии, и степень подражательности есть степень лёгкости вызвать психическую каталепсию (слово «психический» в приложении к дрессировке я употребляю условно, лишь для отличия интересующих нас процессов от мышечных параличей и каталепсии).