Рене Декарт - Рассуждения о методе. Начала философии. Страсти души (сборник)

и сколькими различными способами движутся объекты или останавливаются в своем движении, столько они производят в душе различных ощущений, откуда и получают наименование все осязаемые качества. Сверх того, когда эти нервы колеблются быстрее обычного, однако так, что никакого повреждения в теле не следует, то это производит ощущение щекотания, приятное душе от природы, так как оно является знаком телесных сил, с которыми душа тесно связана; если же при этом следует повреждение тела, то возникает ощущение боли. Отсюда ясно, почему чувственное желание и боль по объекту столь мало различаются, хотя по чувству противоположны.

CXCII. Затем другие нервы, размещенные по языку и соседним с ним частям, частицами тех же тел, разделенным и смешанным со слюною во рту, разнообразно приводятся в движение, смотря по различию в фигурах частиц, и таким путем производят ощущение различных вкусов.

СХСIII. В-третьих, два нерва или придатка мозга, не выходящие из черепной коробки (calvarium), движутся разделенными частичками того же тела, летающими в воздухе, однако не всякими частицами, но теми только, которые достаточно тонки и подвижны, чтобы проникать в ноздри и через проходы губчатых костей достигать нервов. Их различные движения и дают ощущения различных запахов.

СХСIV. В-четвертых, два нерва, скрытые в углублениях уха, воспринимают дрожание и колебание лежащего вокруг воздуха. Воздух ударяется в мембрану тимпана, соединенную с цепью трех косточек, к которым прикреплены нервы, и толкает разом последние. От различия этих движений происходят различия отдельных звуков.

СХСV. Наконец, окончания зрительных нервов, сходящихся в глазах, образуют ткань, называемую ретиной, которая столь тонка, что движется не воздухом и не иными земными телами, а только шариками второго элемента, откуда получается ощущение света и цветов, как я уже достаточно излагал в «Диоптрике» и «Метеорах».

СХСVI. И вот, ясно видно, что душа воспринимает все свойственное телу в его отдельных членах через нервы не в силу того, что они находятся в отдельных членах тела, но в силу того, что они помещаются в мозгу. Так, во‐первых, различные заболевания, касающиеся только мозга, уничтожают или извращают всякое ощущение; сам сон, который присущ только мозгу, каждодневно отнимает у нас в значительной степени способность ощущать, восстанавливаемую по пробуждении. Затем, когда мозг не разрушен, но пути, которыми нервы идут к нему от внешних членов, засорены, ощущение в этих членах теряется. Наконец, это ясно из того, что боль чувствуют не в таких членах, где нет к тому причины, а в других, через которые нервы протягиваются к мозгу. Это можно показать на бесчисленных опытах; здесь будет достаточно одного. Когда одной девице, страдавшей сильной болью в руке, завязали глаза при появлении врача, с тем чтобы она не беспокоилась при подготовке операции, и когда ей спустя несколько дней рука была ампутирована вплоть до локтя, вследствие обнаружения гангрены, а на это место были так наложены перевязки, что девица могла не заметить произведенной ампутации, – она жаловалась на ощущение различных болей то в одном, то в другом пальце отрезанной руки. Это могло происходить исключительно оттого, что нервы, ранее доходившие от мозга до кисти руки, а теперь заканчивавшиеся в руке у локтя, двигались здесь так же, как это происходило в руке раньше, когда ощущение боли в том или другом пальце должно было запечатлеваться душой, пребывавшей в мозгу.

СХСVII. Далее, как было сказано, природа нашей души такова, что только благодаря происходящему в теле движению душа может побуждаться к определенным представлениям, не содержащим никакого образа данных движений, особенно к тем смутным представлениям, которые именуются чувствами или ощущениями. Мы замечаем, что слова, воспринятые ухом либо только написанные, вызывают в наших душах любые представления и побуждения. Если кончик пера – с такими-то чернилами, на этой бумаге – выводит известные буквы, они в душе читателя станут возбуждать представления битв, бурь, фурий и вызовут аффекты бессилия и печали; на другой бумаге почти подобным образом проведенное перо вызовет совершенно иные представления тишины, мира, удовольствия и совершенно обратные аффекты любви и радости. Быть может, скажут, что письмо и речь непосредственно пробуждают не ощущения и образы отличных от них вещей, но только различные мысли; благодаря последним душа представляет сама образы различных вещей. Но что сказать о чувстве боли или щекотанья? Меч приближается к нашему телу, он рассекает последнее; из этого одного следует боль, которая действительно не менее отлична от местного движения меча или рассеченного тела, как цвет, звук, запах и вкус. И если, как ясно видим, чувство боли возбуждается в нас единственно тем, что некоторые части нашего тела в силу прикосновения к ним другого тела переместились, то отсюда позволительно заключить, что душа наша создана так, что может при некоторых местных движениях претерпевать возбуждения всех прочих чувств.

СХСVII. Затем, мы не улавливаем никакого различия между нервами, из чего можно заключить, либо что разное по тем и другим нервам переходит от органов внешних чувств к мозгу, либо что вообще нечто содействует тому помимо местного движения нервов. И мы замечаем, что это местное движение вызывает не только ощущение щекотания или боли, но и света, и звуков. Так, если кого-либо ударят в глаз, так что колебание удара проникает до ретины, то ему кажется от этого, что брызнуло множество искр блестящего света, которого не оказывается вне глаза; и если кто заткнет пальцем ухо, то он услышит некий колеблющийся шорох, который происходит только от движения замкнутого в ухе воздуха. Наконец, мы часто замечаем, что теплота или иные чувственные качества, как и образы чисто телесных вещей, например пламени, возникают из местных движений известных тел и таким образом вызывают иные местные движения в других телах. Мы отлично понимаем, что благодаря различиям в величине, фигуре и движении частиц одного тела возникают различные местные движения в другом теле; но мы никак не можем понять, как от них (именно от величины, фигуры и движения) возникает нечто иное, совершенно отличное от их природы, каковы те субстанциальные формы и реальные качества, которые многими предполагаются в вещах; непонятно и то, как позднее эти качества или формы приобретают силу и вызывают местные движения в других телах. Раз это так и если нам известно, что природа нашей души такова, что различных местных движений достаточно, чтобы вызвать в ней все ощущения, и если мы воспринимаем, что они действительно возбуждают в ней различные ощущения, и не улавливаем ничего иного сверх того, что такого рода движения переходят от органов внешних чувств к мозгу, – если это правильно, то вообще должно заключить, что все именуемое нами во внешних объектах светом, цветом, запахом, вкусом, звуком, теплом, холодом и прочими осязательными качествами или даже субстанциальными формами, есть не что иное, как различные расположения объектов, вызывающие различные движения в наших нервах.