Рене Декарт - Рассуждения о методе. Начала философии. Страсти души (сборник)

СХСIХ. Итак, легко может быть подвергнуто учету, не упустил ли я чего из феноменов природы в этом трактате. Только воспринятое чувствами должно рассматриваться как феномен природы.Исключая величину, фигуру и движение, свойства коих в отдельных телах я указал, мы не примем за присущее внешнему миру ничего такого, как свет, теплота, запах, вкус, звук, вообще чувственные качества. Все это только различные состояния в величине, фигуре строения и движении предметов, или то, что по меньшей мере не может нами восприниматься как нечто иное. Доказательство тому в предыдущем.

СС. Я хотел бы также заметить, что здесь, пытаясь осветить всю материальную природу, я не воспользовался ни одним началом, которое не было бы допущено Аристотелем и всеми философами прочих времен; поэтому моя философия вовсе не нова, но наиболее стара и распространенна. Ведь я обсуждал фигуру, движение и величину тел и исследовал согласно законам механики, закрепленным достоверными и повседневными опытами, что должно следовать при взаимном столкновении этих тел. Но кто когда-либо сомневался в утверждении, что тела движутся, что они имеют разнообразные величины и формы, сообразно различию которых разнообразится и движение тел, и, наконец, что от их столкновения большие тела дробятся на меньшие и изменяют форму? Это мы постигаем не одним органом чувств, а многими: зрением, осязанием, слухом; это мы отчетливо воображаем и мыслим; нельзя того же сказать об остальном, о цветах, звуках и прочем, что воспринимается с помощью не многих чувств, но лишь одного. Их образы в нашем мышлении всегда смутны, и мы не знаем, что такое они суть.

ССI. Но, на мой взгляд, в отдельных телах есть частички, не воспринимаемые никаким чувством: этого не признают, может быть, те, кто считает свои чувства за меру познаваемого. Но кто в состоянии усомниться, будто многие из тел столь малы, что не схватываются нашими чувствами; стоит только подумать, что в медленно растущем теле прибавляется за отдельные часы или что отвлекается от медленно уменьшающегося тела. Дерево растет всякий день, и оно не может стать большим, прежде чем не присоединится к нему некоторое тело. Но кто воспринимает эти тельца, вступающие в дерево ежедневно? По крайней мере, те, кто принимает бесконечную делимость массы, должны сознаться, что частицы могут быть малы настолько, чтобы не восприниматься никаким чувством. И неудивительно, что мы не можем воспринимать очень малых телец; ведь наши собственные нервы, которые должны быть движимы объектами, чтобы получалось ощущение, не так уж малы, но вроде каната связаны из множества меньших частиц; поэтому они и не могут быть движимы частицами мельчайшими сравнительно с собой. Ни один разумный человек, я думаю, не будет отрицать, что гораздо лучше мы воспринимаем то, что происходит в больших телах; а чтобы судить о происходящем в мельчайших тельцах, недоступных чувству в силу одной своей малости, и чтобы объяснить это, нельзя измыслить чего-либо, что не имело бы никакого подобия с ощутимыми частицами.

ССII. И Демокрит представлял себе дело так, что некоторые тельца, обладающие различными фигурами, величинами и движениями, своим скоплением и различными связями образуют все ощутимые тела; однако его способ рассуждения всеми отвергнут. Никто, конечно, не отвергал его за то, что им предполагались крайне малые, ускользающие от чувств частицы, о которых утверждалось, что они обладают различными фигурами, величиной и движением; никто не может сомневаться в действительном существовании таких тел, как это было показано. Отброшено же рассуждение Демокрита, во‐первых, потому, что он предполагал неделимость тел; в данном случае и я это основание отбрасываю; во‐вторых, Демокрит принимал окружающую тела пустоту, невозможность которой я доказал; в‐третьих, он приписывал телам тяжесть, которой я в теле самом по себе не нахожу, а нахожу ее постольку, поскольку она зависит от движения и положения тела и на них сводится. И наконец, Демокрит не показал, как отдельные вещи возникают из одного столкновения телец, или если и показал это для некоторых вещей, то не все, однако, его доводы согласуются друг с другом; по крайней мере, позволительно так думать на основании всего, что сохранено из его воззрений. А согласовано ли то, что я до сих пор писал по философии, предоставляю судить другим.

ССIII. Я наделяю невидимые частички тел определенной фигурой, величиной и движеньем, как если бы я их видел, и, однако, признаю, что они невоспринимаемы.

Некоторые, может быть, возбудят вопрос: откуда я знаю об этих свойствах частичек? На это я отвечу: во‐первых, из простейших и наиболее известных принципов, знание которых врождено нам по природе, я рассмотрел вообще то, каковы могут быть главнейшие различия в величине, фигурах и движении тел, неощутимых исключительно в силу их малости, и какие ощутимые результаты из их различных столкновений следуют [34] Во французском переводе, исправленном, очевидно, рукою Декарта, это место расширено и читается нисколько иначе: «…Я исследовал все ясные и отчетливые понятия, касающиеся материальных иных, кроме понятий фигур, величин, движений и правил, согласно которым эти три вещи могут изменять одна другую; правила эти суть принципы геометрии и механики. Поэтому я заключил, что все знания, какие мы можем иметь относительно природы, необходимо должны выводиться отсюда, ибо все иные понятия о чувственном мире, будучи смутны и темны, не могут служить нам в том, чтобы давать знание о вещи вне нас, а скорее могут препятствовать этому». – Прим. перев. . А затем, когда я заметил нечто подобное же в действиях тел ощутимых, я счел их возникшими из такого же столкновения неощутимых тел, особенно когда оказалось, что никакой иной способ для объяснения этого не может быть мыслим. В этом мне много помогли вещи, созданные искусственным путем: между ними и природными телами я нашел только ту разницу, что действия механизмов производятся в большинстве случаен столь значительными по величине инструментами, что легко могут быть восприняты чувством; необходимо, чтобы такие вещи могли быть изготовляемы людьми. Напротив, действия природных вещей почти всегда зависят от известных органов, столь малых, что они ускользают от всякого чувства. И в механике нет принципов, которые не принадлежали бы физике, частью или видом которой механика является; не менее естественно это объяснение для часов, составленных из тех или иных колесиков так, что они указывают время, чем для дерева, возникшего из тех или иных семян и производящего известные плоды. Поэтому-то, как те, кто обсуждая строение автомата, оказываются способны к знанию о пользовании машиной и отдельными ее частями легко присоединить познание и других частей машины, которые невидимы, – так и я от ощущаемых воздействий и частиц пытался заключить к тому, каковы причины этих явлений и каковы невидимые частицы.