Рене Декарт - Рассуждения о методе. Начала философии. Страсти души (сборник)

Когда интеллектуальные радость или печаль вызывают также и те радость и печаль, которые относятся к страстям, то причина этого достаточно очевидна.В определении этих страстей усмотрено, как радость вытекает из убеждения, что располагают известным благом, а печаль – из убеждения, что обладают известным злом или недостатком. Но часто случается, что чувствуют себя веселым или опечаленным, не будучи в состоянии раздельно указать добро или зло, причиненное им;

это именно в том случае, когда добро или зло являются впечатлениями мозга без связи с душой, иногда по той причине, что они принадлежат только телу, а иногда потому, что и в случае их отношения к душе последняя рассматривает их не как добро или зло, а под иной формой, – впечатление от этой последней связано с таковым же впечатлением добра или зла в мозгу.

Пребывая, например, в полном здоровье при погоде более ясной, чем обычно, чувствуют в себе известную оживленность; последняя вытекает не из какой-либо деятельности разума, а только из впечатлений, производимых движением «духов» в мозгу. Подобным же образом чувствуют себя унылыми, если к тому расположено тело, хотя бы совершенно не знали об этом. Оживленность так близка к радости, а боль к печали, что большинство людей их не различают. Однако они различаются так сильно, что можно иногда переносить боль с радостью и испытывать неприятность от оживленности. Причина же следования радости за оживленностью та, что все именуемое оживленностью или чувством приятного состоит в том, что объекты чувств вызывают известное движение в нервах; это движение было бы способно вредить нервам, если бы последние не имели достаточно силы, чтобы ему сопротивляться, или если бы тело не оказывалось хорошо сложенным; оттого-то впечатление в мозгу, установленное по природе, чтобы свидетельствовать это доброе расположение и эту силу, представляет ее душе как благо, ей принадлежащее, поскольку душа связана с телом, и таким образом вызывает в ней радость. Почти на том же основании естественно считают за удовольствие чувствовать себя побуждаемыми всякого рода страстями, даже печалью и ненавистью, если эти страсти причиняются лишь чужими похождениями (как их видят в театре) или иными подобными вещами, которые, не имея возможности вредить нам каким-либо образом, оживляют, как нам кажется, душу, касаясь ее. И причина обычного сопровождения боли печалью та, что чувство, называемое болью, исходит всегда от известного действия, столь жестокого, что оно вредит нервам; таким образом, будучи по природе установлена для обозначения в душе вреда, который получает тело через данное действие, и для обозначения слабости тела в том смысле, что последнее не может сопротивляться, боль представляет и то и другое как бедствия, всегда неприятные, исключая, когда они производят известные блага, ценимые особенно высоко.

Таково удовольствие, получаемое зачастую молодежью от занятий трудными вещами и сопряженное с большими опасностями, притом без надежды получить какую-либо выгоду или славу; подобное удовольствие проистекает из того, что мысль о трудности предпринятого производит в мозгу впечатление, которое, будучи связано с мыслью о том, как хорошо чувствовать себя столь храбрым, столь счастливым, столь правдивым или столь сильным, чтобы иметь в данный момент отвагу, является причиной удовольствия, почерпаемого этими лицами. А удовольствие стариков, когда они вспоминают о бедствиях, какие некогда претерпевали, возникает в силу того, что они представляют как благо возможность уцелеть, несмотря на все испытанное.

Пять страстей, о которых я начал говорить, так связаны одна с другой или противоположны друг другу, что легче обсудить их все вместе, нежели трактовать о каждой по отдельности, как трактовалось об удивлении. Причина их кроется не исключительно в мозгу, как при удивлении, но и в сердце, в селезенке, в желудке и во всех остальных частях тела, поскольку эти части служат воспроизведению «духов» в крови; ибо хотя все вены проводят содержащуюся в них кровь к сердцу, тем не менее иногда кровь одних вен вталкивается туда с большей силой, чем кровь других; бывает также, что отверстия, по которым она идет в сердце, более расширены или стянуты в тот или другой момент.

Рассматривая различные изменения, которые по опыту замечаются в нашем теле во время возбуждения души различными страстями, относительно любви, – когда налицо только одна она, то есть когда она не сопровождается никакой сильной радостью, либо желанием, либо печалью, – я отмечу, что биение пульса бывает ровным и гораздо более значительным и сильным, нежели обычно; испытывают тогда приятную теплоту в груди и пищеварение совершается скорее; следовательно, эта страсть полезна для здоровья.

Напротив, при ненависти я отмечу, что пульс неровен и незначителен, часто особенно жив, так что ощущают в груди холод, смешанный с каким-то, я не знаю, терпким и раздражающим жаром в груди; желудок отказывается служить и склонен отвергать и выбрасывать пищу или, по меньшей мере, разрушать и превращать ее в дурную жидкость.

При радости пульс ровен и более оживлен, чем обычно, но не так силен и част, как при любви;

ощущают не только в груди, но и по всей периферии тела приятную теплоту, распространяющуюся с кровью, которая направляется туда в изобилии; иногда, однако, теряют аппетит, ибо пищеварение слабее обычного.

При печали пульс плох и слаб; чувствуют как бы оковы около сердца, сжимающие его, льдины, холодящие его, и вообще озноб во всем теле; однако иной раз не теряют аппетита и чувствуют, что желудок исправен, лишь бы не соединялась с печалью ненависть.

Наконец, я отмечу, в частности, о желании, что оно действует на сердце сильнее прочих страстей и наполняет мозг большим количеством «духов», которые, проходя оттуда в мускулы, обостряют все чувства и делают все части тела более подвижными.