Рене Декарт - Рассуждения о методе. Начала философии. Страсти души (сборник)

Нерешительность также вид страха; удерживая душу как на весах между многими действиями, какие она может совершить, нерешительность является причиной того, что душой не выполняется ни одно действие и что душа располагает временем для выбора, прежде чем определит свое направление. В последнем случае нерешительность действительно имеет известное пригодное назначение. Но когда она длится более, чем должно, и занимает решением время, требуемое для действия, она весьма дурна. Я утверждаю, что она – вид боязни, несмотря на то, что, может случиться, когда, выбирая из многих вещей, достоинства которых кажутся равными, люди остаются в неизвестности и нерешительности без наличности какого-либо страха: этот вид нерешительности исходит только от представления предмета, а вовсе не от волнения «духов». Вот почему нерешительность не является страстью, если только боязнь остаться при своем выборе увеличивает сомнение. Но эта боязнь так обычна и столь сильна в иных людях, что часто при полном отсутствии выбора, когда имеют в виду только взять или оставить одну вещь, боязнь их удерживает и заставляет бесполезно останавливаться на поисках других вещей. В таком случае этот вид нерешительности проистекает из очень сильного желания поступить хорошо и от слабости рассудка, который, вовсе не имея ясных и раздельных понятий, имеет много спутанных понятий. Вот почему средством против этой крайности будет навык составлять верные и определенные суждения относительно всех представляемых вещей и считать, что всегда выполняют свой долг, когда принимают собственный выбор за лучшее, хотя, быть может, выбрали очень плохо.

Мужество, если оно – страсть, а не привычка или естественная склонность, есть известный пыл или волнение, располагающее душу сильно устремляться к выполнению того, что она хочет сделать, какой бы природы это желаемое ни было; а отвага – вид мужества, располагающий душу к выполнению наиболее опасного.

Соревнование также вид мужества, но в другом смысле; можно понимать мужество как род, делящийся на столько видов, сколько различных объектов, и на столько иных видов, сколько существует причин; в первом случае видом мужества является отвага, во втором – соревнование. Это последнее не что иное, как пыл, располагающий нашу душу браться за вещи, которые, как она надеется, могут удаться, так как она видела их удающимися у других людей: вот вид мужества, внешней причиной которого является пример. Я говорю «внешней причиной», ибо кроме этой должна иметься внутренняя, состоящая в том, что обладают таким устройством тела, в силу которого желание и надежда имеют больше сил направить известное количество крови к сердцу, чем страх и отчаяние помешать тому.

Следует заметить, что хотя объектом смелости является трудность, от которой возникает обычно боязнь или даже отчаяние (как в наиболее опасных и безнадежных предприятиях, где требуется больше смелости и отваги), тем не менее необходимо иметь надежду или даже уверенность, что поставленная нами цель удастся, – все это затем, чтобы с силой противостоять тому, с чем столкнулись.Но эта цель отлична от объекта; ибо нельзя быть уверенным и отчаиваться в одном и том же одновременно. Так, когда Деции бросились на врагов и наткнулись на верную смерть, объектом их смелости была трудность сохранить жизнь в продолжение этого действия; в силу такой трудности они отчаялись, будучи уверены в смерти; но целью их было воодушевить своих солдат личным примером и выиграть им победу, на которую у них имелась надежда; или, что то же, их целью было приобрести славу после смерти, в которой они были убеждены.

Слабость прямо противоположна смелости; вялость или холодность побуждают душу относиться к исполнению наставшего так, как если бы она была лишена этой страсти, то есть смелости; страх или изумление, противоположное смелости, не только является холодностью, но также печалью и удивлением души, преграждающими ей возможность противостоять невзгодам, которые кажутся душе приблизившимися.

Хотя я и не могу проникнуться мыслью, что природа дала людям какую-либо страсть, которая была бы всегда порочной и вовсе не имела бы хорошего и достойного назначения, однако я весьма затрудняюсь разгадать, чему могут служить две последние страсти. Мне кажется только, что слабость имеет известное назначение освобождать от труда, к которому побуждались кажущимися доводами, когда иные более верные доводы, сочтенные за бесполезные, не вызвали этой страсти. Кроме того что слабость освобождает душу от таких трудов, она служит еще телу тем, что, задерживая движения «духов», препятствует растрачивать силы. Но обычно она очень вредна по той причине, что отвращает волю от полезных действий. И так как она происходит вследствие того, что не имеют достаточно надежды или желания, следует только развивать в себе эти две страсти, чтобы исправить слабость.

Что касается страха или испуга, я вовсе не вижу, чтобы он мог быть когда-либо одобряем и полезен. Это не особая страсть; это только вид слабости, удивления и боязни, которая всегда порочна, так же как смелость есть вид мужества всегда хорошего, лишь бы цель которую себе ставили, была хороша. А так как главная причина страха – неожиданность, то нет ничего лучшего, чтобы от нее освободиться, как прибегать к предусмотрительности и приготовляться ко всяким внезапностям, боязнь которых может вызвать страх.

Угрызения совести суть вид печали, происходящей от сомнения, хорошо ли совершенное или совершаемое; и они необходимо предполагают сомнения: при полной уверенности, что совершаемое дурно, удержались бы от поступка, потому что воля направлена лишь к вещам, имеющим известную видимость блага; если же бы были уверены, что совершенное дурно, то раскаивалась бы в том, а не только подвергались угрызениям совести. Следовательно, назначение этой страсти – вызывать испытание, хорошо или дурно то, в чем сомневаются, или препятствовать повторять данный поступок, пока не удостоверятся, что он хорош. Но так как эта страсть предполагает дурное, то лучше не иметь довода чувствовать ее; а предупредить ее можно теми же средствами, какими освобождаются от нерешительности.

Насмешливость или издевательство есть вид радости, смешанной с ненавистью; она обнаруживается, когда наблюдают некоторую небольшую беду, случившуюся с тем, кого считают достойным ее. Питают ненависть к этой беде и радость видеть ее с тем, кто ее достоин; когда это случается непредвиденно, то неожиданность удивления является причиной смеха согласно тому, что было сказано выше о природе смеха. Но эта беда должна быть незначительна; ибо, будь она велика, невероятно было бы, что впавший в нее достоин того, если только это не будет человек крайне дурной от природы или если к нему не питают слишком много ненависти.