Найджел Уорбертон - Краткая история философии

Главная заслуга Ролза состоит в том, что он предложил мысленный эксперимент, который сам называл «ситуацией изначального выбора» (original position) или «вуалью неведения» (veil of ignorance). Идея проста: вам надо договориться, каким будет идеальное общество, с другими индивидами, но при этом ни вы, ни они не знаете, какую позицию в этом обществе вы будете занимать. То есть вам заранее не известно, будете ли вы богаты или бедны, больны или здоровы, красивы или уродливы, мужчина вы или женщина, умны вы или глупы, талантливы или бесталанны. Вам также ничего не известно о ваших сексуальных предпочтениях. По мнению Ролза, находясь за подобной «вуалью неведения», вы неизбежно выберете наиболее справедливые принципы общественного устройства, так как ничего не сможете урвать для себя – ведь вы ничего про себя не знаете. На основании этого приема Ролз и выстроил свою модель справедливости. Она состоит из двух принципов, с которыми, с точки зрения философа, согласятся все разумные люди, а именно принципа свободы и принципа равенства.

Первый принцип, принцип свободы, сводится к следующему: каждый индивид должен обладать рядом основополагающих неотъемлемых прав и свобод, таких как свобода вероисповедания, свобода слова, избирательное право и т. п. Ролз полагал, что эти права и свободы должны быть обеспечены, даже если ограничение части из них способствовало бы улучшению жизни большинства людей. Будучи либералом, он придавал этому огромное значение и был убежден, что никто не имеет права лишить человека того, что принадлежит ему по праву.

Второй принцип, принцип равенства, сводился к тому, что общество должно быть организовано к наибольшей выгоде наименее преуспевающих. Иными словами, если труд людей оплачивается поразному, то такая система допустима, только если она напрямую помогает тем, кто находится в наихудшем положении. Банкир может зарабатывать в десять тысяч раз больше, чем чернорабочий, но у чернорабочего может быть возможность занять должность банкира, если он приложит к этому усилия, а банкир должен быть готов поделиться своими заработками. И еще одно важное дополнение: человек может получить большое денежное вознаграждение только в том случае, когда это гарантированно приведет к улучшению положения обездоленных. Ролз был убежден, что именно такую систему выбрали бы рациональные люди, если бы они не знали заранее, в какой ситуации окажутся сами.

До Ролза философы и политики, размышлявшие над проблемой справедливого распределения ресурсов, довольно часто приводили доводы в пользу ситуации, при которой как можно большее количество людей будет иметь средний достаток. На практике это означает, что будет горстка богатых, некоторое количество бедных и много обеспеченных людей. Однако с точки зрения Ролза подобная ситуация хуже, нежели та, при которой богатые вообще отсутствуют, а все остальные имеют более-менее равный доход.

Как вы понимаете, подобная идея довольно радикальна, а потому далеко не всем пришлась по вкусу. Особенно ей противились те, чьи доходы выше среднего. Американский философ, идеолог либертарианства Роберт Нозик (1938–2002), придерживавшийся более консервативных, нежели Ролз, взглядов, поставил теорию своего коллеги под сомнение. Его доводы сводились к следующему: распределение должно происходить через свободный обмен и по обоюдному согласию. Ни у кого не вызывает сомнения, что фанаты, пришедшие, скажем, на баскетбольный матч, имеют право пожертвовать часть своих денег в пользу понравившегося им игрока. Они могут потратить собственные деньги так, как считают нужным. Теперь предположим, что в пользу этого удачливого и харизматичного игрока пожертвовали миллионы людей, и этот баскетболист становится очень богатым человеком. Никто не заставлял жертвовать в пользу игрока – это личное решение жертвователей.

Ролз был бы против подобного – ведь если положение наименее обеспеченных, а таких полно на трибунах и за их пределами, не улучшается, то мы не можем позволить, чтобы доходы этого баскетболиста стали фантастически высокими. Ролз был убежден, что хорошие физические данные или, допустим, высокий интеллект сами по себе не дают их обладателям права зарабатывать больше тех, кто таких талантов лишен. С точки зрения философа, талант, особые качества – это следствие удачи, но никак не личная заслуга. Если объяснять на пальцах, ты не имеешь права получать больше просто потому, что ты от рождения быстро бегаешь, хорошо бьешь по мячу или прекрасно соображаешь. Ты всего лишь выиграл в лотерею, тебе повезло.

Конечно же, многие были не согласны с подобным подходом, полагая, что мастерство, в чем бы оно ни выражалось, должно вознаграждаться. Однако Ролз стоял на своем: не должно существовать прямой финансовой зависимости между тем, сколько ты зарабатываешь, и тем, насколько хорошо ты умеешь что-то делать.

А что, если бы кто-то, находясь за «вуалью неведения», решился бы рискнуть? Ведь если жизнь – это лотерея, то почему бы не попробовать выиграть по-крупному? Предположительно, такие «игроки» готовы пойти на риск и в итоге оказаться за чертой бедности, если есть хорошие шансы разбогатеть. Они, скорее, предпочтут такой мир, в котором будет распространено экономическое неравенство, нежели тот, который описал Ролз. Сам философ полагал, что рациональные люди не захотят поставить свою жизнь на кон. Возможно, он был прав.

В XX веке философы потеряли связь с великими мыслителями прошлого. «Теория справедливости» Ролза – одна из немногих работ, написанных в наше время, которая заслуживает встать в один ряд с трудами Аристотеля, Гоббса, Локка, Руссо, Юма и Канта. Понятно, что сам Ролз был слишком скромен, чтобы заявлять подобное, тем не менее его пример вдохновил целую плеяду молодых философов, таких как Майкл Сандел, Томас Погге, Марта Нуссбаум и Билл Кимлика. Всех их объединяет то, что они верят, будто философия должна прежде всего помочь нам ответить на вопрос о том, как нам жить с другими людьми. В отличие от философов предшествующего им поколения, они не боятся давать свои собственные ответы. Они верят, что философия должна менять то, как мы живем, а не только то, как мы говорим о том, как мы живем.

Другим философом, который разделяет подобного рода взгляды, является Питер Сингер. О нем пойдет речь в последней главе моей книги. Однако прежде чем перейти к рассмотрению его идей, давайте попытаемся дать ответ на вопрос, который с каждым днем становится более и более актуальным, а именно – «могут ли компьютеры думать»?

Представьте, что вы сидите в закрытой комнате. На двери есть специальное отверстие, через которое внешний наблюдатель опускает карточки с непонятными китайскими иероглифами. Ваша задача – разумно ответить на предложение, написанное этими иероглифами. Перед вами несколько стопочек с карточками, на которых тоже изображены иероглифы, и есть инструкция, подсказывающая, какую именно карточку взять, чтобы ответ выглядел верным («выглядел» – потому что все эти иероглифы для вас ровным счетом ничего не значат). Но, следуя инструкции, вы отвечаете так, как надо.