Артур Шопенгауэр - Краткий курс истории философии

Строгая проверка (лат.).

Чтобы утверждать, нужно доказать (лат.).

Право первого владения (лат.).

По специальности (лат.).

«Зарадобура, верховный рахан (жрец) буддистов в Аве, в трактате о своей религии, врученном им одному католическому епископу, причисляет к шести смертным ересям также и учение о том, будто есть существо, которое создало мир и все вещи в мире н которое одно только достойно поклонения» (Francis Buchanan. «On the religion of the Burmas», в «Asiatic Researches», vol. 6, p. 268). Заслуживает здесь упоминания также и другое известие, передаваемое в том же сборнике, vol. IS, p. 148), а именно, что буддисты не склоняют своей головы ни перед какими идолами, ссылаясь на то, что первосущность проникает всю природу, а следовательно, находится и в их головах. Равным образом ученейший ориенталист и петербургский академик И. И. Шмидт в своих «Исследованиях в области древнейшей культурной истории Средней Азии» (Петербург, 1824, с. 180) говорит: «Система буддизма не знает никакого вечного, несозданного, единого божественного существа, которое было до всех времен и создало все видимое и невидимое. Эта идея совершенно ему чужда, и в буддийских книгах не встречается ни малейшего следа ее. Точно так же нет и творения» и т. д. Куда же девается «богосознание» профессоров философии, прижатых к стене Кантом и истиной? Как совместить его хотя бы лишь с тем обстоятельством, что язык китайцев, которые, однако, составляют около ⅖ всего человеческого рода, не имеет совсем выражений для Бога и творения? Поэтому уже первый стих Пятикнижия не поддается переводу на китайский язык, к великому смущению миссионеров, которое сэр Джордж Стонтон хотел рассеять особой книгой, озаглавленной: «An inquiry into the proper mode of rendering the word God in translating the Sacred Scriptures into the Chinese language». Лондон, 1848. (Исследование о том, как надлежит передавать слово «Бог» при переводе священного писания на китайский язык.) – Примеч. автора.

Первоначальный Иегова терял в руках философов и теологов-рационалистов одну оболочку за другой, пока наконец не осталось ничего, кроме слова. – Примеч. автора.

Утверждающему надлежит доказывать (лат.).

С точки зрения предшествующего (лат.).

С точки зрения последующего (лат.).

«Существо, все пережившее, может действовать лишь в соответствии с тем, что было ему дано, и все могущество Божие, как бы бесконечно оно ни было, не может даровать ему независимости» ( фр.).

Удобной сказке (фр.).

Животных, склоненных к земле, заботящихся о собственном брюхе (греч., лат.).

Определение к данному случаю (лат.).

«Все эти твари вместе – это я, вне меня не существует никакого другого существа» ( лат.).

Собственно иудейская религия , представленная в книге Бытия и во всех книгах Библии вплоть до конца Паралипоменон, оказывается грубее всех других религий, ибо она одна не содержит в себе никаких следов учения о бессмертии. Любой из царей, героев или пророков будет погребен там же, где его отцы, и на том все кончится; никаких следов существования после смерти и, кажется, никаких мыслей об этом никому не приходит на ум. Например, царь Иосия обращается к Иегове с длинной хвалебной речью, и венчается она словами о награде Господней: «Ιδού προστίϑημί σε πρὸς τοὺς πατέρας σου καὶ προστεϑήση πρὸς τὰ μνήματά σου ἐν εὶρήνη [ «Вот, я приложу тебя к отцам твоим, и положен будешь в гробницу твою в мире» – греч.] (Пар. 34, 28) – так что Иосия не доживет до Навуходоносора. И никаких размышлений об ином существовании после смерти, а значит, и о какой-либо положительной награде взамен чисто отрицательной – умереть и быть избавленным от грядущих бедствий. Когда Господь Иегова достаточно испытал свое создание, свою игрушку, достаточно натешился ею, он выбрасывает ее прочь, как последний сор, – и это награда ей. И поскольку иудейская религия не знает бессмертия, а значит, и наказания после смерти, Иегова не может грозить грешнику, процветающему на земле, ничем другим, как тем, что беззакония его будут наказаны в детях и детях детей до четвертого колена, как сказано в книгах Исхода (34, 7) и Чисел (14, 18). Все это говорит об отсутствии какого бы то ни было учения о бессмертии. То место в книге Товита (3, 6), где пророк Товит молит Иегову о смерти, ὂπως ἀπολυϑῶ καὶ γένωμαι γῆ [ «чтобы я разрешился и обратился в землю» – греч.] – и более ничего – также не содержит никакого понятия о посмертном бытии. В Ветхом Завете в качестве награды за добродетель обещана долгая земная жизнь (Втор. 5, 16 и 33), в Ведах же, напротив, – возможность более не родиться. Пренебрежение, с каким всегда встречали евреев все современные им народы, в большой мере зависело от этого несчастного свойства их религии. То, о чем говорит Когелет (3, 19 и 20), есть подлинный настрой всей иудейской религии. Когда у Даниила (12, 2) речь заходит о бессмертии, это – чужое учение, привнесенное извне (как и Дан. 1, 4). Во Второй книге Маккавейской (2, 7), где о бессмертии говорится со всей ясностью, это учение с точностью можно определить как вавилонское по происхождению. Все другие религиозные проповедники, и индийцы (как брахманы, так и буддисты), и египтяне, и персы, и даже друиды – учат о бессмертии и все, за исключением персов в Зенд-Авесте – о метемпсихозе. На то, что Эдда, а именно, прорицание Вёльвы, учит о переселении душ, указывает Д. Г. фон Эккендаль в своей рецензии на «Svenska siare och skalder» Аггербома в «Blättern für litter arische Unterhaltung» от 25 августа 1843 г. Великие греки и римляне признавали нечто post letum [после смерти – лат.] – Тартар, Элизий; они говорили:

Sunt aliquid manes, letum non omnia finit:

Luridaque evictos effiigit umbra rogos.

[Нечто все же есть в манах, со смертью не завершается все: Из огненного пекла бледными тенями всепобеждающе поднимаются души умерших – лат.]

Propertius. «Elegiae», 4, 7.

Вообще сущность всякой религии, как таковой, состоит, собственно, в даваемой ею нам убежденности: наше собственное бытие не ограничено нашей жизнью, а бесконечно. Но именно такого убеждения иудейская религия не дает, да и не стремится дать. Поэтому она грубее и хуже всех религий, представляет собой один лишь абсурдный и возмутительный теизм и исходит из того, что Κύριος [Господь – греч.], создавший мир, требует, чтобы его почитали, поэтому ко всем вещам относится ревностно-ревниво, завидует своим товарищам – другим богам, и, когда им приносят жертвы, он гневается, и его иудеям приходится худо. Все другие религии и их боги в Септуагинте пренебрежительно именуются βδέλυγμα [мерзостями – греч.], хотя имени этого скорее заслуживает само дикое иудейство, не знающее бессмертия. То, что именно оно стало основанием религии, господствующей в Европе, в высшей степени плачевно. Ибо это религия без какого-либо метафизического направления. Если все другие религии пытаются в образах и сравнениях донести своим народам весть о метафизическом значении жизни, то иудаизм остается полностью имманентным и не дает ничего, кроме одних только воинственных кликов, призывающих на борьбу с другими народами. Лессингово «Воспитание рода человеческого» надо было назвать воспитанием рода иудейского, ибо все человечество убеждено в той самой истине, за исключением избранного народа.