Людвиг Фейербах - Стремление к счастью. С комментариями и объяснениями

Даже на лицо своей матери! Пришло ли бы когда-нибудь в голову буддисту, несмотря на его заботу о целомудрии, чтобы вид его почтенной матери мог разбудить в нем нецеломудренные мысли и желания?! Святая Адельгунда, – конечно, не иезуитка по происхождению, но все же такая святая, которая выставляется иезуитами в качестве образца, – просила Бога, чтобы Он послал ей злокачественный рак на ее девственную грудь, и молитва ее тотчас же была исполнена. Просили ли вы хоть однажды чего-либо подобного у Бога?… Но эта святая девственница не удовольствовалась тем, что она отвергла все наслаждения придворной жизни, не удовольствовалась даже тем, что вместо них она мучилась столь ощутительными страданиями; сверх всего того она возжелала еще, чтобы Бог отнял у нее всякий вкус, который она ощущала в необходимой пище и питье, и после того как она вкусила, если так можно выразиться, крошечку небесного хлеба, которую ей доставил святой Петр, прелесть всех кушаний изменилась для нее в настоящую горькую желчь. При всей своей неумеренной умеренности и сдержанности разве дошел бы буддист до такой извращенности и нелепости?!

Альдегунда Мальбоденская (630–ок. 700) – настоятельница монастыря во Франции, действительно скончавшаяся от рака и почитавшаяся как целительница от рака груди. Достоверных свидетельств о ее жизни немного, хотя ее историчность несомненна. В ее житие, которое цитирует Фейербах, явно попали некоторые общие места из житий, связанные с иногда провокационным отказом от удовольствий. В эпоху Контрреформации любили мысленные или практические эксперименты, которые должны были отвратить монаха от соблазнов, от наслаждения едой, питьем и телесной близостью: например, в случае вожделения рекомендовалось представить, что под кожей у женщины слизь и полные кала кишки, а за едой предлагали первое, второе и третье смешать вместе в одной тарелке, потому что они все равно смешаются в организме.

Святой Ксаверий так далеко зашел в любви к нищим и больным, в самопреодолении и в умерщвлении своих чувств, что пил даже воду, которой он обмывал отвратительные и неизлечимые язвы, больше того, высасывал даже гной из венерических чирьев. Конечно, и буддийский фанатик и мученик возбуждает свою жертвенную любовь к людям, – от которой мы, впрочем, по ходу наших мыслей, должны здесь отвлечься, – до самой высшей, почти сверхчеловеческой степени. «Он отдает, например, свою плоть и кровь для того, чтобы спасти умирающих», но все же он бесконечно далек от того, чтобы любовь к людям, любовь к нищим и больным доводить до лобзаний их отвратительных чирьев и язв. На такое способен лишь святой католицизм.

Франциск Ксаверий (1506–1552) – один из основателей ордена иезуитов, миссионер в Индии и Японии. Он действительно во время своих путешествий лечил больных. Представление о том, что святой может прикасаться к ранам прокаженного и не заразиться, вполне средневековое, достаточно вспомнить легенду о святом Юлиане Милостивом, который вымыл и согрел прокаженного.

О, святой Ксаверий! Я опровергнут, побежден, я погиб, если мне не поможет небо, если оно не перенесет меня своей всемогущей дланью через эту бездну сверхчеловеческих и сверхъестественных неопрятностей! Но ты, святой Ксаверий, и ты, святой Алоизий, и вы, святые католической церкви, вкупе и порознь, вы все же не собьете меня с толку и не лишите меня моего разума, моего принципа счастья. Даже и ты, святой Ксаверий, которого я вторично называю образцом сравнительно с другими, ты потому с наслаждением высасывал даже гной из венерических чирьев, что ты в этом гное предвкушал только манну небесной сладости и блаженства. «О святая вечность, которой я жду! Как сильно заслуживаешь ты, чтобы я из любви к тебе… терпеливо перенес бы что-нибудь обременительное… Я буду вечно счастлив! Вы, наслаждение и величие этого мира, какими дурными и презренными кажетесь вы, когда я вспоминаю о небе!»

Здесь Фейербах цитирует один из церковных календарей с житиями святых.

Пусть даже на земле я буду глуп, как осел, пусть я катаюсь, как свинья, в навозе, лишь бы только в небесах церкви, которая одна только спасает душу, я стал ангелом! «Полузверь, полуангел», т. е. теперь зверь, а когда-нибудь ангел, но только, ради всего, не человек!

Немецкая поговорка, которую приводит философ, – вероятно, народное понимание концепции двойной природы человека, состоящего из души и тела. Фейербах отвергает поведение святых Контрреформации прежде всего как политически неприемлемое: ведь для освящения государства тогда надо поощрять святость, далекую от нормы разумного поведения, как его понимает Фейербах. Поэтому далее у него следует по сути небольшой политический фельетон, в духе газетных фельетонов его времени.

Твое вечное спасение души и даже твое счастье годны лишь для наших земных, папских областей. Но перед человеком, перед земным счастьем исчезает небесное счастье, исчезает церковь со своими епископами милостью Божьей, исчезает также и государство со своими королями и князьями Божьей милостью. Если нет святых на небе, то нет больше святых и на земле, нет больше святости, по крайней мере, нет исключительной святости, ограниченной только одним человеком и в государственном праве. Поэтому придет еще время, если мы даже и не доживем до него, когда этот или какой-нибудь новый немецкий «Ришелье» и святой Ксаверий не тайно и не приватно, как, может быть, они делают теперь, а открыто и торжественно заключают друг с другом братский союз. Чего мы только уже не пережили! Разве уже не видели мы, как исчезают в чистой гармонии такие противоположности, которые обычно никак не примиримы друг с другом? И что еще только разоблачит будущее? Какие маски спадут тогда? И сколько их! Ибо что у нас не является только маской? Не состоит ли политика государства и особенно церкви единственно в том, чтобы прикрыть, замаскировать ее безграничную пустоту, ее беспочвенную бессодержательность, ее кричащее противоречие с благом и сущностью человека?

Фейербах утверждает, что если святость понимается исключительно как публичная демонстрация эксцентрики, то она может быть поставлена на службу клерикализму, и новый Ришельё, духовно-политический лидер, начнет использовать святость как политическую технологию.

Но какое тебе дело до святого Ксаверия, до католицизма вообще, а тем более до буддизма? Это ведь вода только на твою мельницу; это все только порождения религиозного безумия, относительно которого ты можешь мне с легкостью доказать, что они являются лишь извращенными, безумными проявлениями стремления к счастью. Попробуй удержаться на обычных, повседневных и распространенных явлениях человеческой природы и попробуй их кричащие к небу противоречия с этим стремлением привести в согласие с ним! Разве они не такого рода, что скорее мы будем вправе предположить стремление к несчастью, чем стремление к счастью. Мучить зачем нам друг друга? Ведь жизнь проходит, и лишь однажды здесь собирает нас старое время. Только однажды и на такое короткое время! И тем не менее мы часто мучаем себя только от скуки. Но мучаем ли мы только друг друга? Не мучаем ли мы и самих себя? Не является ли каждый на нас в большей или меньшей степени Heautontimorumenos, самоистязателем и мучителем самого себя?