Людвиг Фейербах - Стремление к счастью. С комментариями и объяснениями

Закон тождества (А = А) – логический закон, согласно которому вещь тождественна себе, пока не появилось достаточного основания отождествить ее с чем-то другим. Так, желание блага тождественно нежеланию зла, потому что нет оснований видеть в желании блага хоть какое-то тождество с желанием зла или в нежелании зла – хоть какое-то тождество с нежеланием блага.

Единство противоположностей – принцип диалектики Гегеля, согласно которому доведенные до предела противоположности не имеют между собой ничего общего, но поэтому невозможно найти и основание их различения. В результате мы должны признать тождество просто потому, что уже не можем отличить одно от другого.

Но если даже самоубийство, это наиболее резкое и очевидное противоречие со стремлением к счастью, объясняется и выводится из того же стремления к счастью, которое, само собою разумеется, удовлетворяется у счастливого и не удовлетворяется у несчастного, то как же могут не находиться в согласии со стремлением к счастью другие, более тонкие и подчиненные противоречия, которым, тем не менее, нравственные лицемеры и педанты – теологические и философские сверхнатуралисты – придают величайшее значение?

Что относится к счастью? – Все, что относится к жизни, ибо жизнь (разумеется, жизнь без недостатка, здоровая и нормальная жизнь) и счастье – в себе и первоначально суть одно. Все стремления, по крайней мере, все здоровые стремления, являются стремлениями к счастью; все члены и органы жизни или тела, по крайней мере, все необходимые, не излишние и не бесполезные органы, суть органы счастья; но не все они одинаковой важности, одинаковой ценности. Для совершенного и цельного счастья необходимо, конечно, и совершенное, цельное тело; но поэтому даже и изуродованное, исковерканное счастье все еще есть счастье.

Фейербах считает, что инвалид может быть счастливым, по-настоящему несчастным может быть только человек, полностью лишившийся органов.

Как бы ни было злополучно и несчастно живое существо, пока оно еще живет и жить хочет, оно еще не окончательно, не радикально несчастно; даже одно только бытие еще приятно ему, хотя бы этому бытию недоставало бесконечно многого из того, чего обычно не должно было бы недоставать для того, чтобы хорошо себя чувствовать: искра стремления к счастью еще тлеет в нем. Больше того, даже калека причисляет себя к счастливым и причисляет с полным правом, потому что, несмотря на перенесенные потери, он все еще радуется жизни. «…лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну», – так мыслит и так говорит стремление к счастью. В Книге Закона написано: «если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя», «если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его…»; но нигде, по крайней мере насколько я знаю, не написано: «вырви себе сердце, отруби себе голову».

Фейербах цитирует Библию с одной целью: показать, что волевой выбор в конце концов желанный и спасительный, так как удовлетворяет общему стремлению к счастью, и только иногда бывает ошибочным, но в целом здравое чувство предпочтет, например, инвалидность рабству.

И только тогда, когда человек теряет свою голову, он теряет также и всякое счастье, счастье вообще. Только там и только то, что является границей жизни, только там и только то является также и границей стремления к счастью. Только то, что безусловно непримиримо с жизнью, что безусловно стоит в противоречии с нею, только то находится в таком же противоречии и со стремлением к счастью. Но то, что я могу перенести и переварить, что не действует на меня как смертельный яд, то находится только в подчиненном противоречии с жизнью, может быть прекрасно согласовано если не с правой рукой, которая уже отсечена, и не с правым глазом, который уже вырван, то с головой – центром стремления к счастью, которая остается стоять невредимой на туловище.

Действовать в противоречии со стремлением к счастью и жертвовать счастьем – значит поэтому не что иное – конечно, если это самопожертвование не доходит до самоубийства, – как жертвовать второстепенным ради главного, видом ради рода, низшим благом ради высшего, тем, чего можно лишиться, хотя бы оно и было еще любимым и дорогим, хотя бы и таким, лишение которого причиняет боль, – ради того, чего нельзя лишиться, ради необходимого.

Видом ради рода – Фейербах понимает интересы человека как родовые, потому что частный интерес для него совпадает с интересом человека и человечества вообще, как стремление к счастью всех и каждого. Тогда как особенности телосложения или имущество – это видовая характеристика человека определенного вида (инвалид, бедняк). Здесь понятие Фейербаха о роде и виде не совпадает с понятием классической философии, где род делился на виды, и значит, нельзя сопоставить вид и род в ценностном отношении, что более ценно, а что менее ценно, но только в бытийном, что есть бытие рода, а что есть бытие вида.

Но, как уже сказано, там, где начинается необходимость, еще не кончается счастье. Вода это не вино, это лишь просто жидкость, годная для питья; среди напитков она есть представитель голой холодной необходимости без цвета, запаха и вкуса; но необходимость, с которой человек, как правило, знакомится только в нужде, именно и есть единственная, действительная, волшебная сила. Она превращает воду в вино, черный хлеб – в тончайшую крупчатку, соломенный тюфяк – в постель из гагачьего пуха; из грязи она возводит в князи, как и обратно, увы, так же часто – из князя в грязи! Самое обыкновенное, самое низменное она превращает в высшее, самое неценное делает бесценным сокровищем; пыль родной земли, обычно попираемую ногами, она превращает для бедного изгнанника в предмет благоговейных поцелуев.

Фейербах говорит об изобретениях цивилизации довольно литературно, считая их и необходимыми, и счастливыми. Для него искусства явно превосходят природу, причем не только высшие искусства, но и любые искусства, даже самая простая обработка материала.

Ценность жизненных благ не фиксирована твердо; как барометр, она то поднимается, то надает. Избитая истина, что мы не ощущаем как счастье и не ценим как таковое то, чем мы наслаждаемся всегда и непрерывно; избитая истина, что мы должны сначала потерять что-либо, чтобы признать его за благо; что мы, таким образом, обладая чем-либо, были действительно счастливы, не зная и не замечая этого.