Вадим Руднев - Божественный Людвиг. Витгенштейн: Формы жизни

Однажды я сказал ему: «Ты думаешь о логике или о своих грехах?» — «О том и о другом», — ответил он и продолжал свои расхаживания. Мне не хотелось думать, что наступает время для сна, так как мне казалось вполне вероятным, что, покинув меня, он наложит на себя руки [Monk: 93].

Так или иначе, когда летом 1912 года в Кембридж навестить брата приехала Мининг, Рассел сказал свою знаменитую фразу. Мининг рассказывает об этом в своих воспоминаниях так:

Людвиг и я были приглашены на чай к Расселу в его прекрасные апартаменты в Кембридже. Я все еще вижу внутренним взором громоздкие книжные полки, которыми были покрыты все стены, окна в старинном стиле с превосходными пропорционально сделанными поперечниками. Вдруг Рассел сказал мне: «Мы ожидаем, что следующий значительный шаг в философии будет сделан вашим братом». Услышать такое было для меня столь экстраординарным, что на секунду я буквально окаменела. Людвиг был на пятнадцать лет моложе меня. Я все еще думала о нем просто как о молодом человеке, студенте. С тех пор я никогда не забываю этой минуты [McGuinnes: 130].

Спустя десятилетия, пережив ссору и дальнейшее охлаждение к Витгенштейну, Рассел в автобиографии писал:

То, что я узнал Витгенштейна, было одним из наиболее потрясающих интеллектуальных приключений в моей жизни. В поздние годы интеллектуальная симпатия, которая была между нами, ослабела, но в молодые годы не только он учился у меня, но и я у него. Возможно, он был наиболее совершенным примером гения, которого я когда-нибудь знал, таким, как его традиционно представляют — увлеченный, глубокий, сильный и возвышенный. Он обладал такого рода чистотой, равной которой я ни у кого не знал, за исключением Дж. Э. Мура [Russell 1978: v.2, 98–99].

Витгенштейн был зачислен студентом-исследователем в Тринити-колледж Кембриджского университета 1 февраля 1912 года.

Витгенштейн слушал лекции Рассела, потом дискутировал с ним у него дома. Ясно, что он находился в постоянном напряжении. Ему нужен был верный друг, с которым он мог бы отдохнуть, не боясь непонимания и шквальной критики. Такого друга он в Кембридже нашел. Это был студент математического отделения Тринити-колледжа Дэвид Пинсент. С ним Витгенштейн познакомился на одном из вечеров у Рассела.

Дэвид Юм Пинсент был по боковой линии потомком знаменитого английского философа XVIII века Дэвида Юма. Так же, как и Витгенштейн, в Кембридже он был «эмбрио», то есть лицо, которое было намечено кандидатом в элитарное закрытое общество «Апостолы», но, в отличие от Витгенштейна, Пинсент не был избран. В Кембридже он изучал математику, затем право и под влиянием Витгенштейна — философию и логику. Он был сыном образованных и музыкальных родителей, проживавших в Бирмингеме. Дэвид был простым, непринужденным, искренним и во всех отношениях привлЕкательным молодым человеком, обладавшим развитым музыкальным вкусом, что во многом способствовало сближению с Витгенштейном. У него был широкий круг друзей, и он был везде принят вследствие своего благородного и живого энтузиазма по отношению к интересам других; Пинсент был остроумен, но не насмешлив. Для биографа Витгенштейна Пинсент так важен не только из-за самого факта его дружбы с Витгенштейном, но еще и потому, что он вел откровенный и, что самое важное, не сосредоточенный на своей персоне дневник. Как пишет о нем Б. МакГиннес, «встающий за этими записями тип личности хорошо знаком всем, кому случалось читать письма и юношеские сочинения большинства из поколения погибших (Пинсент погиб на фронте Первой мировой войны — друзья воевали по разные стороны линии фронта; памяти Пинсента Витгенштейн посвятил «Логико-философский трактат». — В. Р .) выпускников английских закрытых школ и студентов университетов. Мы читали бы их другими глазами, если бы этим молодым людям суждено было стать взрослыми» [McGuinnes: 120].

Пинсент был полон энтузиазма и не связан условностями, но излишне добропорядочен. Его пристрастия и суждения были скорее банальны, но тем не менее искренни и поэтому подлинны. Короче говоря, это был в высшей степени «английский» юноша. Простота как человеческая черта очень привлекала Витгенштейна, его друзьями впоследствии часто становились простые крестьяне в Норвегии и Альпийской Австрии. Он ценил в людях доброту гораздо выше, чем интеллект. Он нуждался в таких людях, так как сам был чрезвычайно мрачен и несдержан в своем постоянном бичевании человеческого лицемерия, ханжества и проявлений буржуазности.

У Витгенштейна с Пинсентом сразу сложились очень искренние отношения. Пинсент описывал свои впечатления от знакомства с Витгенштейном так:

Он был очень общителен и много рассказал о себе — что на протяжении девяти лет, вплоть до последнего Рождества, он страдал от тяжелого недуга (психического), что оп постоянно думал о самоубийстве и стыдился того, что никогда не осмелится убить себя. Он представляет свое положение так, что он обладал неким даром, который должен был раскрыть миру, но что он не сделал этого. Он бросил инженерное дело, так как не чувствовал ни вкуса, ни таланта к нему. И только сейчас он пытается найти себя в философии, поэтому он и приехал сюда учиться у Рассела, и в этом его спасение, так как Рассел, по его словам, весьма воодушевляет его [McGuinnes: 93].

Подобные «мессианские мотивы» в целом характерны для молодого Витгенштейна. Позднее Витгенштейн напишет в письме своему новому венскому другу, архитектору Паулю Энгельманну:

Я должен был сделать нечто позитивное в своей жизни, стать звездой на небе. Вместо этого я остался торчать на земле и постепенно увядаю [Engelmann 1968: 23].

Друзья виделись каждый день, вместе ходили на концерты в университетский Музыкальный Клуб, вместе обедали и пили чай попеременно друг у друга. Они исполняли дуэтом сонаты Шуберта: Пинсент играл на фортепиано аккомпанемент, а Витгенштейн высвистывал мелодию. Буквально через неделю после знакомства Витгенштейн предложил Дэвиду отправиться вместе с ним на каникулы в Исландию. Поездку оплатит Карл Витгенштейн. Пинсент был несколько шокирован таким скоропалительным приглашением, но искренность Витгенштейна заставила его согласиться.

7 сентября 1912 года друзья отправились путешествовать. В дороге Пинсента удивляли тяготение Витгенштейна к роскоши и удобствам. Он предпочитал ездить первым классом и останавливался только в первоклассных отелях. Дэвид также страдал от тяжелого характера Витгенштейна, у которого настроения менялись несколько раз в день. Он то ходил надутым (silky), то был необыкновенно радушным и приветливым. Он принялся учить Пинсента математической логике, и оба были довольны друг другом: Пинсент оказался хорошим учеником, а Витгенштейн — хорошим учителем.