Вадим Руднев - Божественный Людвиг. Витгенштейн: Формы жизни

Между тем, Кейнс рассматривал приход Витгенштейна как влияющий на Общество деструктивно: «Все трудности, которые я сумел преодолеть и победить, с приходом Витгенштейна возникли вновь».

В письме к одному из «старейшин» Общества, Литтону Стреччи, Кейнс писал:

Слышали бы Вы, как наш новый брат противопоставлял себя Обществу совсем не в апостольском духе. Все-таки это поразительный персонаж. Я уверен, что будет замечательно, если Вы придете на этой неделе и все увидите сами.

Наш новый брат во всем предпочитает «ангелов». Он сказал, что видеть активных братьев все равно, что видеть людей, которые еще не совершили свой утренний туалет (цит. по: [McGuinnes: 151]).

В конце ноября Рассел писал леди Оттолине:

Витгенштейн сказал, что он уже очень утомлен Обществом и хотел бы от него избавиться. На что я возразил, что он ведь всегда может уйти, когда захочет. Но было бы хорошо, если бы он в ближайшую субботу пришел на заседание; может быть, все еще обойдется [Monk: 110].

Витгенштейн действительно пришел на заседание в следующую субботу, и все как будто действительно было ничего. Мур читал доклад «О преобразовании» (On Conversion). Но уже в начале декабря среди членов Общества распространился слух, что Витгенштейн подумывает об уходе. Это вызвало страшный переполох и активную переписку между всеми членами Общества. Можно предположить, что поводом послужила нелюбовь к Витгенштейну молодого члена Общества венгерского графа Бекаши, который даже голосовал против избрания Витгенштейна в Общество (в 1915 году Бекаши был убит под Буковиной, и Кейнс впоследствии способствовал посмертной публикации его стихотворений) [McGuinnes: 151]. Скандал удалось предотвратить. Рассел уговорил Витгенштейна хотя бы номинально остаться в Обществе. Таким образом, компромисс был достигнут. Витгенштейн не «подал в отставку», но никогда не делал докладов в Обществе. Однако он продолжал проявлять интерес к его делам, даже живя в Норвегии. А через 16 лет, в январе 1929 года, он был торжественно принят в «ангелы» и, в соответствии с ритуалом, на него были возложены «крылья» [McGuinnes: 152].

Витгенштейну было 24 года, когда в XXXIV-м томе журнала «Cambridge Review» (1913) была помещена его первая публикация, рецензия на книгу П. Коффи «Наука логики», которая рассматривалась рецензентом как типичный пример схоластической традиционной логики и в которой было отмечено очень много ошибок. «Самое плохое, — писал в заключении рецензент, — что подобные книги отвращают здравомыслящих людей от логики». Больше никогда в своей жизни Витгенштейн рецензий не писал.

29 ноября 1912 года Витгенштейн прочел в Клубе Моральных Наук свой первый научный доклад под названием «Что такое философия?». Как свидетельствует протокол заседания, «доклад длился 4 минуты […], философия была определена докладчиком как совокупность примитивных предложений, которые приняты в качестве истинных без доказательства разными науками. Это определение долго дискутировалось, но общей точки зрения на него не было выработано. Поскольку дискуссия не отклонялась от темы, председатель (Дж. Э. Мур — В. P. ) практически не вмешивался в ход заседания» [McGuinnes: 144].

Что же это за странная философия, которая представляет собой «совокупность всех примитивных предложений, которые приняты без доказательства разными науками»? По сути дела, здесь в свернутом виде содержится доктрина логического позитивизма, которая подробно будет развита в 1920-е годы Венским логическим кружком на основе идей витгенштейновского «Логико-философского трактата». Действительно, в одной из последних максим «Трактата» говорится нечто близкое тому, как определялась философия в докладе 1912 года:

6.53 Корректным методом Философии был бы следующий: не говорить ничего, кроме того, что можно сказать, то есть кроме естественнонаучных Пропозиций — то есть того, что не имеет с Философией ничего общего, — и тогда всегда, когда кто-то другой захочет сказать нечто метафизическое, указывать ему на то, что он в своих Пропозициях не снабдил никаким Значением некоторые Знаки. Этот метод был бы для другого неудовлетворителен: у него не было бы чувства, что мы учим его Философии, — но все же он единственный строго корректен.

Эту программу, конечно, нельзя воспринимать как реалистическую. Во-первых, в естественнонаучных пропозициях зачастую содержится очень много метафизики, например, у И. Ньютона, Г. В. Лейбница, любимых Витгенштейном Г. Герца и Л. Больцмана, не говоря уже о Н. Боре и В. Гейзенберге. Можно ли эту программу воспринимать как корректный метод обучения кого-либо философии, хотя бы даже философии «Трактата»? Пожалуй что нет. В «Трактате» мы найдем много метафизических высказываний. На ближайших же страницах: «Этика трансцендентна…», «Бог не обнаруживает себя в Мире» и т. д. Во-вторых, естественные науки, о которых говорит Витгенштейн, вовсе не так просты. Физика XX века вообще не может существовать без своих метафизических оснований. Так же как и физика и астрономия Галилея, общая теория относительности, второе начало термодинамики и т. д. — все это равным образом и физические и метафизические доктрины. Витгенштейн сводил философию к философской логике. Как общефилософская стратегия этот метод, давший несколько интереснейших работ, среди которых такие шедевры, как «Логический синтаксис языка» Р. Карнапа [Carnap 1936], очень быстро себя исчерпал (подробно см главу 6). Но как метод логической семантики он оказался весьма плодотворен в той ее линии, которую представляли Р. Карнап, У. Куайн и отчасти Г. Рейхенбах, а затем их преемники и критики: Г. фон Вригт, Я. Хинтикка, С. Крипке, Д. Скотт, Р. Монтегю и другие замечательные философы-аналитики и логики XX века.

Но что же это за примитивные предложения, которые принимаются всеми науками без доказательств? Ясно, что это предложения логики, так как логика, по Витгенштейну, является основанием всех наук. Ясно, что любая наука будет разделять предпосылку, что утверждение эквивалентно двойному отрицанию. Это логическое положение разделяет и математика, и физика, и химия, и даже история и социология. Но как получается, что совокупность подобных предложений можно называть философией? Ведь философия в традиционном представлении должна заниматься проблемами бытия, сознания, этики, свободы воли, а здесь, по сути, отрицание философии, сведение ее к логике.

Но в историческом развитии философии начала XX века так оно и было: логический позитивизм отрицал традиционные философские проблемы, называя их метафизическими псевдопроблемами, которые происходят от неправильного употребления языка и из-за неточностей самого языка, который «перелицовывает мысль», как писал Витгенштейн в «Логико-философском трактате». Поэтому задача философии — это критический анализ языка и попытка построения такого языка, который был бы точным и однозначным, — а это и есть язык логики.