Мишель Монтень - Мишель Монтень. Опыты. Книга первая

«Смертные живут в очередь друг за другом… как некие скороходы, они передают один другому светильник жизни» ( Лукреций . О природе вещей, II, 75, 78).

«Первый же час нашей жизни укоротил ее» ( Сенека . Неистовый Геркулес, 874).

«Рождаясь, мы умираем; из начала возникает конец» ( Манилий . Астрология, IV, 16).

«Почему же ты не уходишь [из жизни], как пресыщенный сотрапезник?» ( Лукреций . О природе вещей, III, 938).

«Почему же ты стремишься продлить то, что снова принесло бы тебе только несчастье и осуждено на бесследное исчезновение?» ( Лукреций . О природе вещей, III, 941–942).

«Это то, что видели наши отцы, это то, что будут видеть потомки» ( Манилий . Астрология, I, 522–523).

Здесь Монтень соединил два стиха — один из Лукреция, другой из Вергилия: 1) «Мы вращаемся и пребываем всегда среди одного и того же» ( Лукреций . О природе вещей, III, 1080); 2) «И сам по себе, по своим же следам, возвращается год» ( Вергилий . Георгики, II, 402).

«Ибо, что бы я [Природа] не придумала, что бы я не измыслила, нет ничего такого, что тебе бы понравилось, и все всегда то же самое» ( Лукреций . О природе вещей, III, 944–945).

«Можно побеждать, сколько угодно, жизнью века, — смерть все равно останется вечной» ( Лукреций . О природе вещей, III, 1090–1091).

«Неужели ты не знаешь, что после смерти не будет второго тебя, который мог бы, живой, оплакивать тебя, умершего, который, стоя, оплакивал бы лежащего» ( Лукреций . О природе вещей, III, 885 сл.).

«И тогда никто уже не заботится ни о себе, ни о жизни, и тогда у нас нет больше никаких сожалений о себе» ( Лукреций . О природе вещей, III, 919, 922).

«… нужно считать, что смерть гораздо ничтожнее, чем ничто, если может быть что-нибудь ничтожнее того, что мы почитаем таким» ( Лукреций . О природе вещей, III, 926–927).

«Взгляни, ведь какое нам дело до вечности минувшего времени» ( Лукреций . О природе вещей, III, 972–973).

«… и, прожив свою жизнь, все последуют за тобой» ( Лукреций . О природе вещей, III, 968).

«Не было ни одной ночи, сменившей собою день, ни одной зари, сменившей ночь, которым не пришлось бы услышать стенания, смешанные с жалобным плачем малых детей, стенания этих спутников смерти и горестных похорон» ( Лукреций . О природе вещей, II, 578 сл.).

Кентавр Хирон, воспитавший Геркулеса и позднее Ахилла, был сыном Сатурна и нимфы Пелиры. Раненный отравленной стрелой, он стал молить богов о ниспослании ему смерти; тогда Юпитер сжалился над ним и переселил его на небо; так возникло созвездие Стрельца ( греко-римск. мифол .).

Данная глава чрезвычайно существенна и показательна для характеристики мировоззрения Монтеня. В ней ярко проявляется критическое отношение Монтеня ко всяким сверхъестественным явлениям, так называемым «чудесам», занимавшим столь важное место в традиционном средневековом мышлении. Монтень с непререкаемой ясностью показывает, что так называемые сверхъестественные явления в действительности сводятся к совершенно естественным, что их принимают за сверхъестественные только по недостатку знаний, недостатку умения установить их естественные причины. То, что далеко не все приводимые Монтенем примеры объясняются, как он полагает, силой воображения, а равно и то, что некоторые среди его примеров баснословны или преувеличены, не меняет дела. Общий вывод Монтеня, — что все совершается по естественным причинам, — остается непоколебимым. Совсем по-новому раскрывает в этом «Опыте» Монтень воздействие физического состояния человека на психическое. Доказывая эти положения, Монтень выступает уже как представитель веяний нового времени, новой философии и науки. Формулируя свои выводы, Монтень разоблачает полную несостоятельность веры в чудеса, этой важнейшей основы всякой религии. В то же время указанные выводы Монтеня являются лишним подтверждением того, что Монтень отнюдь н_е в_о_з_д_е_р_ж_и_в_а_е_т_с_я о_т с_у_ж_д_е_н_и_й, что его «пирронистский» метод только п_р_и_е_м в борьбе с догматизмом отжившего средневекового мировоззрения.

«Сильное воображение порождает событие».

Монтень не вполне точно передает рассказ Сенеки Старшего (Контроверзы, II, 9, 26), сообщающего, что Вибий Галл стал безумным, воспроизводя с чрезмерным рвением все движения умалишенных.

Согласно Валерию Максиму (V, 6), Ципп был не «царем италийским», а римским претором. Плиний Старший (Естественная история, XI, 45) считает этот рассказ басней.

По словам Геродота, сын Креза был немым от рождения и заговорил под влиянием страха ( Геродот , I, 85).

Речь идет об Антиохе Сотере (Спасителе), сыне сирийского царя Селевка Никатора (Победителя). Стратоника — мачеха Антиоха (IV–III вв. до н. э.).

Джовиано Понтано (1426–1503) — ученый филолог, поэт и историк; основатель Неаполитанской академии; помимо ученых трудов, оставил после себя множество стихов.

«И юноша выполнил те обеты, которые были даны им же, когда он был девушкой Ифис» ( Овидий . Метаморфозы, IX, 794).

Дагобер — франкский (во Франции) король из династии Меровингов (ум. в 638 г.); о нем сложилось немало баснословных преданий. — Франциск Ассизский (1182–1226) — основатель монашеского ордена францисканцев, ставшего оплотом римской курии в борьбе с ересями. По преданию, у фанатически религиозного Франциска от глубоких размышлений о страданиях Христа делались рубцы или раны («стигматы») на ладонях или других местах тела.

Цельс — знаменитый римской врач I в. н. э., автор ряда медицинских трактатов, по большей части не дошедших до нас.

Жак Пеллетье (1517–1582) — писатель, врач и математик; был связан с виднейшими французскими учеными и писателями своего времени. Приятель Монтеня, Пеллетье в 1572–1579 гг. жил в Бордо и часто бывал в замке Монтень, где между автором «Опытов» и Пеллетье происходили оживленные споры на философские темы.

Амасис — царь XXVI египетской династии. Упомянутый в тексте случай заимствован из Геродота (II, 182).

Намек на «чудотворные» способности французских королей. Насаждая в народе суеверия, французские короли и поддерживавшая их католическая церковь, внушали веру в то, что прикосновение королевских рук излечивает от разных болезней, в частности от золотухи. Вплоть до XVII в. (и даже позже) в определенные дни ко двору короля стекались сотни, а иногда и тысячи больных этой болезнью. Обходя их в сопровождении духовенства и налагая на их головы руку, король «исцелял» золотушных. Особенно много больных прибывало на эту церемонию из Испании.