Николай Кузанский - Сочинения в 2-х томах. Том 2

Альберт. Глупость, которую видим у многих людей, тоже повергает в сомнение, есть ли у них разум; но, кажется, и этот вопрос можно разрешить сходным образом. В самом деле, у некоторых здоровые глаза, а они ничего не различают, но из-за этого они лишены вовсе не зрительной силы, а только ее проявлений, для которых, по-видимому, требуется лучшее состояние зрительного органа; и как глаз иногда достигает лучшего состояния, проявляя способность видения, иногда же остается в плохом состоянии, и оно не приходит, так и глупость: с выздоровлением того органа, без которого разум не может иметь своих проявлений, она прекращается вслед за осуществлением действий разума, но не прекращается, если не устранен порок того органа. Думаю, верно, что как не найти глаза в таком плохом состоянии, чтобы он не ощущал какого-то света, хоть ничего не может различить, так же надо говорить и о глупости. Пусть все это так, как ты говоришь... Но меня смущает еще кое-что. Если душа — причина движения тела, то как она может двигать им без собственного изменения? А если с движением душа изменяется, то она обязательно оказывается временной: все изменяющееся неустойчиво и никак не может быть постоянным.

Кардинал. Приходится нам сказать, что душа движется, но не меняется. Подобно этому Аристотель говорил, что Бог движет как предмет желания [363] См. «О неином» 10, 40 и прим. 19. : его всем желанное благо пребывает в себе неподвижным и движет к себе все желающее блага. Разумная душа намеревается произвести свое действие. Устойчивым твердым намерением (intentione) она движет руки и инструменты скульптора, обтесывающего камень. Намерение явно остается в душе неизменным, но им движимо и тело, и инструменты. Так природа, иногда называемая мировой душой, оставаясь неподвижной при постоянном намерении исполнить волю творца, приводит все в движение. И творец творит все, оставаясь при вечном неподвижном и неизменном намерении. А что такое его намерение, если не замысел, или разумное Слово, в котором все прообразы вещей? Это — формирующий предел, определяющий бесконечность всякой возможности стать. Словом, единое вечное и простейшее намерение Бога в своем недвижном присутствии является причиной всего. Так в разумной душе едино постоянное и последнее желание, приобрести познание Бога, то есть иметь в себе понятийно (notionaliter) то благо, к которому все стремится. Разумная душа никогда не меняет этого намерения, поскольку она разумна. Есть и другие вторичные намерения, которые меняются с отклонением от того первого намерения, при неизменности постоянного желания; но от изменения вторичных намерений разумная душа не меняется, оставаясь твердой в первом намерении, причем неизменность первого намерения и есть причина изменения вторичных намерений.

Альберт, Немногими словами ты привел меня к пониманию того, что все и возникает и движется от неизменности в Боге и в разумной душе намерения, которым и согласно которому они действуют и всем движут. И нет сомнения, что, если твердое намерение устойчиво, Бог и разумная душа движут, но не движимы и не изменяемы: при постоянстве намерения постояйен, конечно, и намеревающийся, коль скоро Он не отходит от своего намерения. Причем в Боге намерение есть не что иное, как намеревающийся Бог; так же и в разумной душе намерение есть не что иное, как намеревающаяся душа. То, что ты сказал о вторичных намерениях, тоже очень стоит запомнить, этим снимаются многие вопросы.

Кардинал. Намереваясь увидеть видимое, я привожу в движение орган зрения; намереваясь услышать, привожу в движение орган слуха; намереваясь пойти, привожу в движение ноги; и вообще, намереваясь ощущать, привожу в движение чувства. Намереваясь понять, что я ощутил, я привожу в движение воображение, или память. Таким образом, ко всему телесному я прихожу через посредство телесного органа. Но когда я хочу обратиться к нетелесному, то отстраняюсь от всего телесного, и, чем истиннее мое намерение созерцать умопостигаемое, тем истиннее мой отход от телесного. Так, когда я хочу увидеть свою душу, которая не является объектом чувственного зрения, то лучше увижу ее с закрытыми чувственными глазами. И я делаю душу инструментом, чтобы видеть нетелесное. Когда я намереваюсь понять науки, то обращаюсь к интеллектуальной (intelligentiale) силе души [364] Об этих силах души Б ер. 4 и прим. 6; 8. , а когда намереваюсь увидеть основание и причину всех вещей, то обращаюсь к ее простейшей и могущественнейшей, интеллектибельной силе; причем душа лучше видит нетелесное, чем телесное, потому что нетелесное она видит, входя в себя, а телесное — уходя от себя. Но во всем она стремится только к одному, увидеть и понять через свою разумную мощь причину и всего, и себя самой, и когда она в своем живом разуме ощущает причину и основание и всего, и себя самой, она наслаждается высшим благом, постоянным миром и радостью; ведь что другое ищет ее разумный дух, по природе стремящийся к знанию, как не причину и основание всего? И она не успокоится, пока не познает сама себя, а это невозможно, если она не увидит и не ощутит в самой себе, разумной силе, свое стремление знать [365] Стремление к знанию отождествляется с целью стремления, богом как вложившим его в душу. , вечную причину своего разума.

Альберт. Ты говоришь важные и верные вещи. Когда высшее стремление влечет разумную душу к различению и познанию, то, сумев увидеть причину стремления в себе самой как различительной силе, она, конечно, приобретает в себе и знание дарителя этого стремления, и тогда все, к чему бы она ни стремилась, она видит в себе самой, ведь к чему еще может стремиться стремящийся к знанию, когда знание своей причины он созерцает как действие этой причины в себе самом [366] См. прим. 34; О возм.-бытии 37 и прим. 29. ? Поистине он владеет тогда разумением и искусством, сотворившим его самого, а здесь совершенство и полнота всякого стремления к познанию, и большего блаженства и счастья у страстно жаждущей знания разумной природы не может быть; даже мастерство во всех мыслимых искусствах ничтожно в сравнении с этим искусством, способным творить все искусства. Мне только кажется, что трудно твари, какой бы разумной и восприимчивой она ни была, обнять искусство творения (creativam artem), которым владеет один Бог.

Кардинал. Искусство творения, обретаемое счастливой душой, не само искусство, которое есть Бог, в его сущности, а приобщенность и причастность к тому искусству. Это так же, как приобретение белизны через причастность к абсолютной белизне, в своей сущности таковой, неприобретенной, есть не превращение белого в саму белизну, а сообразование приобретенной белизны с неприобретенной, причем приобретенная сама по себе ничего не может, кроме как в силу неприобретенной: белое обеляет только через белизну, от которой у него то, что оно белое, или сообразное белизне, образующей все белое.